Через два дня, под вечер, Наталье позвонила взволнованная Ирина и быстро-быстро выдала кучу информации:
— Наталочка, выручай! Мы только вернулись в город, люди третий день в дороге, ехали почти без остановок, меняли друг друга за рулем, спали на тюках с одеждой, а с утра я с ними по селам езжу. Нас там в школе покормили обедом, а тут они, оказывается, ни с кем не договорились о ночлеге. Поэтому разбираем по домам к себе, пусть уж простят наш комфорт, но хоть помоются. Мы с Антоном берем одну супружескую пару во вторую комнату, еще у двоих мужчин есть тут знакомые, а один «ничейный» остался, не в больнице же ему ночевать? Не возьмешь на одну ночь к себе? Чудный дяденька, приличный, немолодой, в очках, уставший такой, что приставать не будет. — Ирина хихикнула. — А я за Машей заеду, его привезу, а утром наоборот — поменяю его на Машу, а?
Наталья оторопела от такой неожиданности, скользнула взглядом по квартире, увидела себя в зеркале шкафа — только от плиты, в фартуке и с волосами, сколотыми на затылке, а на полочке серванта — фото возле фонтана на Крещатике, последнее фото всей семьей.
— Кумочка! Не молчи, ответь хоть что-то, если нет, то буду звонить еще кому-то, может, мои соседи его примут. Но ты ж сама говорила: «хоть бы издалека на них поглядеть», — а тут тебе живой француз в дом, а ты сопротивляешься! А?
— Ну давай, — выдохнула Наталья и убрала прядь волос со лба.
* * *
— Потерпи, Светланка, скоро приедем, дома будет легче, — бормотал сидевший рядом с таксистом худощавый мужчина, обращаясь к женщине, которая молча полулежала на заднем сиденье.
Они ехали из больницы домой. На женщине была зеленая куртка — китайский дешевый пуховик, джинсы и вязаная шапка серого цвета с отворотом. Потом мужчина обратился к водителю:
— Эти базары… Это просто убийцы! Кто из нас готовился к такой жизни? Кто мечтал с шести утра зимой и летом таскать ящики с овощами и катать железные бочки с подсолнечным маслом, платить то рэкету, то ментам, не зная, что светит завтра?
— Ясно, никто не собирался. Я тоже это попробовал, — вздохнул водитель, — но не смог там, хоть и не овощи таскал, а продавал чужие джинсы. Скажете, что на такси не лучше? Но у меня впечатление, что я хоть двигаюсь, еду вперед, что-то делаю, а не сижу с удочкой, выжидая карасика, который никогда не станет золотой рыбкой. Но люди торгуют, ездят, возят — есть же надо. Иногда кажется, что вся страна превратилась в один большой базар. Может, кто-то и надолго там, но большинство надеется, что это только этап выживания. А вы чего из больницы? — тихо спросил водитель у пассажира, увидев в зеркало, что женщина прикрыла глаза и будто задремала.
