Итак, тон ровный, голос не повышается. Кажется, он описывает химический эксперимент. Выводов не делает, но последовательность передает точно. В данном случае это важнее всего. Если реакция пошла так, а не иначе, то это и есть итог.
Прежде чем перейти к моим выпискам, надо сказать, что мы с Боргманом знакомы. Конечно, кто — он, а кто — я? Тем существенней эта искорка. Проскользнула она стремительно, но все же оставила след.
Как-то захожу за Иосифом, а тут — ректор собственной персоной. Улыбается не куда-то в пространство, а лично мне. Тогда я осмелел и улыбнулся ему. Так, не познакомившись, мы обменялись приветствиями.
Потом я узнал, что это не просто так. Правда, сам Иван Иванович на эту тему не распространялся. Ведь после крещения он сменил отчество «Абрамович» и вроде как к нашему племени не принадлежал.
Как уже сказано, события из ряда вон выходящие, а температура отчета тридцать шесть и семь. Что ж, так и должно быть. Исследователю ни жарко, ни холодно. Он опускает очки на нос и записывает то, что видит через стекло.
Вот начало этой истории: «Известие о смерти Л. Н. Толстого, полученное в С. Петербургском Университете в воскресенье 7 ноября, заставило в тот же день созвать Светскую комиссию, которая в знак траура по почетном члене Университета решило чтение лекций 8 ноября отменить. В то же время, предусматривая возможность
обращения со стороны студентов с просьбой о сходке, Комиссия полагала таковую разрешить. Такое разрешение и дано было проректором, причем предъявляемая программа сходки намечала обсуждение вопросов о посылке студенческой делегации в Ясную Поляну, о месте для выставления портрета Толстого, подаренного студентам с его собственноручной подписью, и о телеграмме. Начавшись в 12 часов, сходка закончилась через час с небольшим и, несмотря на большое число участников — до 4000 человек, прошла спокойно. При выходе из зала студенты запели „Вечную память“. Это пение продолжалось и на улице».
Текст вроде как констатирующий, но читать без волнения невозможно. Я сразу нахожу Иосифа в толпе. Он размахивает рукой и что-то кричит. Рядом с ним — я. Тоже срываю голос. Как обычно, развиваю мысли своего друга.
Кстати, насчет его отстраненности я немного преувеличил. Все же эксперимент не совсем чистый. Иногда он участвовал и даже пытался влиять. «Ректор, поднятый студентами на руки, — говорится в докладной, — убеждал их вернуться». Вот такой сложный состав. В то же время вместе и порознь. Сидит на скрещенных руках подопечных, но с ними не соглашается.
