Американха | страница 43
— И она поэтому приехала в Лагос?
— Нет. Она планировала этот академический отпуск уже давно. Помню, первый раз она мне сказала, что мы на пару лет уедем, и я встал на уши — подумал, что мы в Америку, но потом она сказала, что поедем в Лагос, и я спросил: в чем смысл? С тем же успехом можно остаться и в Нсукке.
Ифемелу рассмеялась.
— Но хоть можно прилететь сюда на самолете из Нсукки.
— Да, но мы приехали по земле, — отозвался Обинзе, смеясь. — Зато теперь я счастлив, что мама выбрала Лагос, иначе мы бы с тобой не встретились.
— Или с Гиникой, — подначила она.
— Перестань.
— Твои пацаны тебя убьют. Тебе положено бегать за ней.
— Я бегаю за тобой.
Этот миг она запомнит навсегда — эти слова. Я бегаю за тобой.
— Я тебя недавно в школе видел. Даже спрашивал Кая о тебе, — сказал он.
— Что, правда?
— Видел тебя с Джеймзом Хедли Чейзом, у лаборатории. И сказал, во, точно, есть надежда. Она читает.
— Кажется, я их все читала.
— Я тоже. Какой у тебя любимый?
— «Мисс Шамвей машет волшебной палочкой».
— А у меня — «Хотите остаться в живых?».[47] Я однажды всю ночь не спал, лишь бы дочитать.
— Да, этот мне тоже нравится.
— А другие книги? Тебе какая классика нравится?
— Классика, ква?[48] Мне нравятся только детективы и остросюжетка. Шелдон, Ладлэм, Арчер.
— Но и настоящие книги тоже читать надо.
Она глянула на него, его пыл ее позабавил.
— Ну ты и масложуй![49] Университетская цаца! Вот чему тебя мамаша-профессорша учит.
— Я серьезно. — Он умолк. — Я тебе дам попробовать. Мне американцы нравятся.
— Но и настоящие книги тоже читать надо, — передразнила она.
— А поэзия тебе как?
— Какое мы там последнее в классе разбирали? «Старый мореход»?[50] Скукотища.
Обинзе рассмеялся, и Ифемелу, не увлекшись темой поэзии, спросила:
— И что же Кайоде тебе сказал про меня?
— Ничего плохого. Ты ему нравишься.
— Не хочешь говорить, что он сказал.
— Он сказал: «Ифемелу — клевая девчонка, но с ней хлопот не оберешься. Она умеет спорить. Говорить умеет. Никогда не соглашается. А вот Гиника — просто милая девочка». — Он примолк, а затем добавил: — Он не знал, что́ именно я надеялся услышать. Мне девчонки, которые слишком милые, неинтересны.
— А, а! Ты меня оскорбляешь? — Ифемелу толкнула его в притворном негодовании. Ей всегда нравился собственный образ «хлопот не оберешься», образ не такой, как все, и иногда он представлялся ей панцирем, под которым безопасно.
— Сама понимаешь же, что я тебя не оскорбляю. — Он обнял ее за плечи и мягко притянул к себе, их тела впервые соприкоснулись, и она ощутила, как деревенеет. — Я думал, ты такая отличная, но дело не только в этом. Ты похожа на человека, который будет делать что-нибудь, только если сам хочет, а не потому что кто-то так делает.