Мариама закончила возиться с прической своей клиентки, опрыскала ей голову блеском для волос и, когда клиентка ушла, объявила:
— Я иду за китайской едой.
Аиша и Халима перечислили, чего хотят — очень острую «курицу генерала Цзо», куриные крылышки, апельсиновую курицу, — с готовностью людей, произносивших это ежедневно.
— Хотите что-нибудь? — спросила Мариама у Ифемелу.
— Нет, спасибо, — ответила Ифемелу.
— У вас прическа долго. Вам надо еду, — возразила Аиша.
— Все в порядке. У меня есть батончик мюсли, — сказала Ифемелу. Была у нее с собой и мелкая морковка в пакетике на молнии, хотя до сих пор она закусывала только своим растаявшим шоколадом.
— Какой батончик? — переспросила Аиша.
Ифемелу показала ей батончик — здоровая пища, стопроцентное цельное зерно и настоящие фрукты.
— Это не еда! — усмехнулась Халима, оторвавшись от телевизора.
— Она тут пятнадцать лет, Халима, — сказала Аиша, будто протяженная жизнь в Америке объясняла, почему Ифемелу питается батончиками из мюсли.
— Пятнадцать? Долго, — сказала Халима.
Аиша подождала, пока Мариама уйдет, и вытащила из кармана мобильный телефон.
— Извините, я быстро звоню, — сказала она и вышла на улицу. Когда вернулась, лицо у нее сияло и была в нем возникшая благодаря этому звонку улыбчивая прелесть разгладившихся черт, какой Ифемелу прежде не заметила. — Эмека сегодня работай поздно. Приди только Чиджоке знакомь, пока мы закончим, — сказала она, словно они с Ифемелу замышляли это вместе.
— Слушайте, незачем приглашать их. Я даже не знаю, что им сказать, — проговорила Ифемелу.
— Скажи Чиджоке, игбо могу женись на не игбо.
