Гнев Наполеона был искусственен, так как он сам широко прибегал к услугам шпионов.
Мишель, согласно его показаниям в суде, познакомился с Чернышевым после отъезда Нессельроде из Парижа через Вертингера. Произойди такое знакомство раньше, Мишель не стал бы скрывать этого факта.
А Чернышев? О существовании Мишеля и всю историю, относившуюся к его появлению, он узнал от Нессельроде более чем за год до личной встречи. Ссылки на Мишеля (без упоминания его имени) появляются в письмах, адресованных Барклаю-де-Толли, лишь в апреле 1811 г. К этому моменту молчавший весь 1810 год Мишель наконец «заработал». И заработал, безусловно, благодаря Чернышеву.
Именно Чернышев «вдохнул» в него жизнь, через Нессельроде подсказав, как найти выход на отдел по передвижению войск, где раньше работал Мишель, и как объяснить интерес к разведывательной информации привлекаемым к сотрудничеству Мозесу, Сальмону и Саже.
Однако с отъездом Нессельроде разведывательная деятельность Мишеля затухает. С сентября 1811 г. по январь 1812-го послом России во Франции князем А.Б. Куракиным из Парижа было направлено весьма ограниченное количество разведывательных сведений военного характера. Очевидно, в это время Мишель пытался отойти от сотрудничества, вовсе не давая информации или давая незначительную ее часть. Объясняется это во многом атмосферой психоза в военных ведомствах, где открылась охота на шпионов. В этих условиях Чернышев через Вертингера разыскивает Мишеля, не гнушаясь даже тем, чтобы посетить его на дому, и уговорами, посулами, угрозами заставляет его продолжить работу. Результатом явилась подробная сводка о составе и расположении французских войск к 15 февраля 1812 г. (на 44 листах) (Отечественная война 1812 г. Материалы ВУА.Т. IX. С. 66).
Как бы там ни было, вернув Мишеля к сотрудничеству, Чернышев мог со спокойной совестью «отсечь» его от посольства в лице Крафта или поддерживать его работу в интересах посольства на установившемся формальном уровне. Однако Чернышев этого не сделал. Вероятно, другое — он стал давать отдельные задания Мишелю, которые тот и выполнял, не ставя об этом в известность Крафта.
Несостоятельно утверждение, выплывшее на суде и повторяемое рядом исследователей, о том, что «Чернышев списывал из работы, приготовленной Крафту, то, что ему было нужно». В течение 1811-го — начала 1812 г. информация, поступавшая от Чернышева, ни разу не дублировала информацию посольства.
Обвинение Чернышева в принуждении Мишеля к противозаконной деятельности, а также признание на суде последнего в выполнении заданий русского полковника без вещественных доказательств оставались голословными. И такой неопровержимой уликой стало письмо, найденное на квартире Чернышева. Письмо, которого Чернышев, наверно, и не получал. Вспомним, что последние месяцы в Париже Александр Иванович жил в ожидании обыска и даже возможного ареста и проявлял в этой связи чрезвычайную осторожность.
