Штабеля моих книг, штабеля!
Не сожрет их ни ржа, ни всеядная тля!
Удосужился даже попасть в жэзээл,
Хотя не привлекался и не диссидел.
На поминках моих колготится Андрей,
Вроде, он из моих закадычных друзей.
Он за пазуху часто стихи мои клал,
И пристроить в журнальчик, ей-ей, обещал.
И по-дружески хлопал меня по плечу,
Что не то я кричу, не туда руль кручу.
«И зачем тебе этот говенный Союз
(Союз писателей),
Ты на сцене козырный (ухмылочка!) туз!»
Штабеля моих книг, штабеля!
Я почти что Толстой, я почти что Золя!
Снисходил до меня даже мэтр Евтух:
«Твоя рифма хромает и так режет слух!»
Я-то знаю, он фигу в кармане держал,
Я его бы послал, если был бы нахал.
Заграницу свалил от завидок Евтух,
Там, ох, светоч ты наш, он потух и протух.
И глаза их мертвы, безобразен оскал…
Может, Боженька их за меня наказал?
Им никчемность влачить до скончания дней.
Я ж прощаю, Евтух!
Я ж прощаю, Андрей!
Штабеля моих книг, штабеля!
Где ж вы раньше-то были, ценители, бля?
Когда я рядом с вами изгоем страдал,
Почему мне при жизни никто не воздал?
За тот голый мой нерв, на котором кричал?
Видно, черти вокруг меня правили бал…
На том свете не свет, холодина и тьма.
На растопку сгодятся мне ваши тома.
У живого, меня, ни строки и ни строф
Не издал тов. Петров,
Также Сидоров тов.
Жаль, при жизни я вас по-мужски не послал!
После смерти ни строчки ведь я не писал.
