Они проходили мимо часового, которого убил Биндиг. Цадо непроизвольно повернул голову, чтобы посмотреть на него. Биндиг внезапно ускорил шаг. Ему захотелось побыстрее пройти мимо мертвеца. Он не мог заставить себя посмотреть на него. Ему вдруг перехватило горло. Он больше не мог дышать, горло как будто закрыли, как будто кто-то сжал вздрагивающие мышцы его сердца.
Пустота, в которую он нырнул, возникла совершенно неожиданно. В голове поднималось тонкое пение. Черно-шелковый занавес упал перед глазами, и звездное небо начало медленно вращаться. Ноги его подкосились, и он споткнулся. Но Цадо перехватил его, прежде чем ствол винтовки коснулся земли. Он схватил его и удержал на ногах; он знал, что не мог дать ему упасть прямо сейчас. Слишком рано падать. Он взял его и встряхнул. Он потянул его за ухо и бил его по лицу, пока тело снова не выпрямилось. Пока он его отпустил, он залез под шинель и вытащил из кармана на левой икре маленькую металлическую фляжку с коньяком. Он отвинтил крышку и сунул фляжку Биндигу под нос.
– Вот… пей! – сказал он. – У нас этой ночью еще много дел. Биндиг отхлебнул крепкий напиток и почувствовал, как тот пронесся по его закрытому, сжатому горлу. Слезы подступили к его глазам, и он через мрачную пелену слез снова начал видеть ночное небо, голые деревья и кусты и бледно-серебристый рельсовый путь. Он вытер себе лицо рукавом шинели. Шинель пахла дымом от дров и смазочным маслом, и ночной воздух, который Биндиг вдыхал глубоко, внезапно снова стал прозрачным и холодным. Он вернул фляжку Цадо и тихо сказал: – Спасибо.
– Ты уже в порядке? – осведомился другой.
Биндиг кивнул. Он сжал ремень винтовки тверже и заметил, что земля снова была тверда под ногами. – В порядке, – произнес он хрипло. От его выдоха появилось серое облачко, растворившееся в холодном воздухе. – Это из-за трупа, – сказал он. – Когда я делал это, я был очень спокоен. Но теперь… это всегда так. Ты знаешь, что я не трус. Но потом меня всегда охватывает такое чувство. Цадо своим пританцовывающим шагом шел с ним рядом. Он тоже отхлебнул из фляжки, прежде чем засунул ее обратно в карман. Он думал: шнапс – единственное, что помогает. Вся война – это смесь страха перед смертью и отвращения и шнапса. – Возьми себя в руки, – сказал он. – Это только нервы. Это все эти проклятые нервы. Но не бывает людей без нервов. Без ног ты можешь жить. Без нервов нет. И без шнапса тоже нет.
Они слезли вниз с железнодорожной насыпи. Они осторожно обошли кучу пустых консервных банок, которая лежала между кустами и насыпью. Старые, заржавевшие банки.
