В своем углу сидел на корточках обер-ефрейтор, который в это утро был трезв. У него было недовольное лицо и он вытряхивал содержимое своих карманов на свою кровать. Из кучки писем, фотографий, денег, огрызков карандашей и другого хлама он, наконец, выбрал только плоскую картонную коробочку с тремя презервативами и засунул ее в комбинезон. При этом он подмигнул Цадо и сказал: – На случай, если мы все же натолкнемся на тех женщин, которых русские поймали для себя… Они, наверное, обрадуются, когда у них в постели на полчаса снова окажется их земляк!
Цадо сглотнул. – Ты настоящий практичный человек, – сказал он. – Но тебе следовало бы сразу взять с собой свидетельство о рождении, на случай, что ты найдешь там одну, на которой сразу захочешь жениться.
– Солдатскую книжку…, – размышлял обер-ефрейтор. Он принял слова Цадо всерьез.
– Солдатская книжка тоже подошла бы. Но мы должны оставить ее здесь… Он производил огорченное впечатление, и Биндиг сделал глубокий вдох, пока слушал этот спор.
– Возможно, с личным знаком тоже можно, – заметил Цадо.
Тут Биндиг яростно хлопнул своей шапкой по грубо сколоченному столу. – Проклятье, есть тут какая-то еда или нет?
Цадо несколько секунд тихо сидел на своем соломенном тюфяке, неподвижно сжимая в руке ложку, полную мармелада. При этом на лице его медленно появлялась широкая, добродушная ухмылка, и вокруг его орлиного носа образовывались бесчисленные складки. Наконец, он положил ложку обратно в банку и поднялся. При этом он сказал: – Сначала сам опоздал на трамвай, а потом ругаешь других. Разве Анна не дала тебе ничего поесть?
– Откуда ты знаешь, что я был у Анны?
– А откуда об этом же знает Тимм?
– От меня.
– Ага, – буркнул Цадо, – а я знаю от него. Но, кроме того, я видел, как ты туда шел. Ты действительно хочешь есть?
– Да, – подтвердил Биндиг. – Я…
Цадо пошел к ящику, в котором они хранили продовольствие.
Обер-ефрейтор только теперь заспанно попросил Биндига: – Ну, все же, не рычи ты так!
Цадо обнаружил хлеб и банку масла. Потом он достал банку мармелада, четырехгранную, жесткую колбасу и упаковку галет.
– Собственно, мы должны взять это с собой, – говорил он при этом, – к полудню ничего нет. Сигареты и шоколад лежат под твоим комбинезоном.
Биндиг дрожал от холода, когда переодевался. Новое белье было влажным. Это была дряблая, зеленая ткань, якобы обработанная средством против вшей. Но все знали, что вши очень любили устраиваться там. Пока он стоял в нижнем белье, он механически намазывал кусок хлеба маслом и кусал колбасу. Он слышал, как Цадо говорит, но не следил за его словами, так как перед его глазами все еще стояло лицо Анны. Он вспоминал о каждом ее движении и о каждом звуке, который она издавала прошлой ночью. Ему казалось, как будто она постоянно смотрит на него своими большими, сверкающими глазами, и тогда у него было неудержимое требование раскрыть свои руки и обнять ее полное, мягкое тело.
