Со мной ехал журналист по имени Эрнандес; он должен был написать статью о положении в Гвадалупе.
Эрнандес был молод, с изящными, почти благородными чертами лица; он начал свою жизнь как автомеханик, а теперь готовился к политической карьере, Эрнандес работал в гараже в Браунсвилле, штат Техас. Он сказал, что когда станет профессиональным политиком и сколотит приличное состояние, то уедет в США, поселится в Майами и будет жить там до самой смерти. Я спросил его, что он нашел хорошего в Майами, но он, по-видимому, не понял моего вопроса. Спрашивать в наши дни — хорошо ли в Майами — столь же абсурдно, как в былые — хорошо ли в царствии небесном.
У Эрнандеса был термос с кока-кола, которым он щедро меня угощал, и испанское издание «Ридерс-Дайджест». Когда наша беседа иссякала, он штудировал его не спеша, подчеркивая отдельные строки.
Выяснилось, что, если не считать поездки в Браунсвилл, Эрнандес за все тридцать лет своей жизни ни разу не выезжал из столицы.
Теперь он был насторожен и испуган; до него дошли тревожные слухи о том, что творилось в Гвадалупе. Больше всего на свете он любил кинематограф и так построил свою жизнь, чтобы все свободное время проводить в кинотеатрах, наслаждаясь зрелищем на экране. Он начинал свою работу в редакции в половине восьмого утра, а в час был уже свободен. Это позволяло ему посетить за день два киносеанса, и за последние пять лет он ни разу не упускал этой возможности, разве только если бывал болен. Эрнандес видел все фильмы, какие попадали в Гватемалу, боевики он смотрел по два и по три раза. После заключительного вечернего сеанса он шел в мороженое заведение и сидел там за стаканом молочного коктейля. Когда мороженое заведение закрывалось, он шел спать. Так он жил и считал это подлинной жизнью; оставить эту жизнь и ехать навстречу неведомому в какое-то захолустье казалось ему ни на что не похожим, чем-то вроде кошмарного сна.
Все это Эрнандес поведал мне, то отрываясь от «Ридерс-Дайджест», то снова погружаясь в него. Пристрастие к этому журналу, по центральноамериканским понятиям, свидетельствовало об интеллектуальных запросах. Впрочем, сейчас Эрнандес слишком нервничал, чтобы надолго сосредоточиться на своем журнале.
— В «Люксе» на Шестой авеню не бывали?
— Кажется, бывал, — ответил я. — Даже наверняка. Это напротив «Капитолия», не так ли?
— Не совсем. Надо еще пройти полквартала. — Воспоминание было приятным, и Эрнандес чуть улыбнулся. — Если вы смотрите первый вечерний сеанс в «Люксе», то можете поспеть в «Капитолий» ко второму. А если вы пойдете на второй, скажем, в «Рокси» или в «Рекс», то наверняка пропустите короткометражку. Я говорю о «Люксе» потому, что там кресла поставлены просторнее и ногам свободно. Это большое удобство. — Эрнандес взглянул на свои колени, зажатые между коленами двух индейцев, сидевших на противоположной скамье.
