При этом в России мало кто из начальствующих монахов сам проходил этот путь, не понимая его сути, поэтому сам этот процесс здесь для послушников более травматичный. Тут именно тот случай, когда дьявол кроется в деталях, и знание нюансов составляет половину старческого делания. Но в любом случае монашество – это договор, подписанный кровью распятого Христа. Монах умер для мира. Думаю, что трансформация может проходить и в вовсе безблагодатном коллективе, если у послушника серьёзный подход и правильное понимание самой системы.
Я не очень-то доверяю обиженной православием публике. Объясняю: обиженные эти плачутся, что нет в обителях-де «любви». На мой взгляд, эти обиженные имеют в виду «людей-вкусняшек». Знаменитая елейность духовников связана именно с этой потребностью верующих. Они любят зайти в храм и пососать сладенького попа, как леденец на палочке. «Ах, какой хороший батюшка, – говорят потом такие люди, – сколько в нём любви!» При ближайшем рассмотрении от «леденца» обычно остаются кожа да кости с ливером, наполненным таким же дерьмом, что и у остальных. Но при соблюдении дистанции иллюзию «вкусняшности» можно сохранять долго, как влюбленность. Православные постоянно мигрируют по городам да весям, обителям и храмам в поисках людей-вкусняшек. Поэтому я и не верю обиженным. Они ринулись в монастыри в поисках «людей-вкусняшек», ринулись за сладкой едой. А монастырь – это школа, где этих «вкусняшек» готовят. То есть ты хотел поесть досыта «любви», а тебя в еду начали превращать.
Гордость в православии – это страшный жупел, одеяние самого диавола, «ищущего кого поглотити», и самый часто наклеиваемый православным на оппонента ярлык. Причём ярлык этот клеится во всех случаях – гордость есть универсальное и действеннейшее обвинение (против лома нет приёма), которое можно опровергнуть лишь так называемым смирением, то есть театральным уклонением от спора. Говорю «театральным», поскольку смирение действенно только при зрителях. В качестве примера приведу реальный случай в монастыре Филофей на Афоне с игуменом Ефремом, который сейчас подвизается в США. В этом монастыре сохранилась древняя святогорская традиция: игумен являлся в то же время и духовником с правом налагать епитимью.
В Филофее был принят обычай публичного покаяния, когда провинившийся брат падал ниц перед выходящими после вечерни из храма отцами и вслух просил прощения за свой грех. Однажды игумен узнал на исповеди от одного брата, что тот занимается тайноядением и ест «далмадаки» – голубцы, завернутые в виноградные листья. – Что ж ты, брат? Разве тебе не хватает трапезы и керазмы? Сегодня после вечерни будешь делать мета́ния перед отцами, говоря: «Простите меня, отцы и братья, я чревоугодник». Тебе понятно?
