Она ответила тогда «mica»[3] тоном, который означал: «Не приставайте ко мне!» Все же это было позволение, и я сказал Полю:
– Можешь курить.
Стараясь понять, он озадаченно глядел на меня, как глядишь, когда рядом с тобой разговаривают на непонятном языке, и спросил:
– Что ты ей сказал?
– Я спросил у нее, можно ли нам курить.
– Она по-французски не говорит?
– Ни слова.
– Что же она ответила?
– Что она разрешает нам делать все, что угодно.
И я закурил сигару.
Поль продолжал:
– Это все, что она сказала?
– Мой милый, если бы ты сосчитал ее слова, ты заметил бы, что она произнесла их ровно шесть, из которых двумя она дала понять, что не знает французского языка. Значит, остается четыре. Ну а в четырех словах особенно много ведь не выскажешь.
Поль, казалось, был совсем уничтожен, обманут в своих ожиданиях, сбит с толку.
Но вдруг итальянка спросила меня все тем же недовольным тоном, который, по-видимому, был для нее обычен:
– Вы не знаете, в котором часу мы приедем в Геную?
– В одиннадцать часов вечера, сударыня, – ответил я.
Помолчав немного, я продолжал:
– Мы с приятелем тоже едем в Геную и будем чрезвычайно счастливы, если сможем быть вам чем-нибудь полезны в пути.
Так как она не отвечала, я настаивал:
– Вы едете одна, и если нуждаетесь в наших услугах…
Она опять отчеканила новое «mica», и так резко, что я сразу замолчал.
Поль спросил:
– Что она тебе сказала?
– Она сказала, что находит тебя очаровательным.
Но он не был расположен шутить и сухо попросил не насмехаться над ним. Тогда я перевел ему вопрос нашей соседки и мое любезное предложение, встретившее такой суровый отпор.
Он волновался, точно белка в клетке. Он сказал:
– Если бы нам удалось узнать, в какой гостинице она остановится, мы поехали бы туда же. Постарайся как-нибудь половчее выспросить ее, придумай еще какой-нибудь предлог для разговора.
Но это было не так-то просто, и я совсем не знал, что бы такое изобрести, хотя мне и самому хотелось познакомиться с этой неподатливой особой.
Проехали Ниццу, Монако, Ментону, и поезд остановился на границе для осмотра багажа.
Хотя я не выношу плохо воспитанных людей, которые завтракают и обедают в вагоне, я все же накупил целый запас провизии, чтобы испытать последнее средство: сыграть на аппетите нашей спутницы. Я чувствовал, что эта девица в обычных условиях должна быть сговорчивее. Она была раздражена какой-то неприятностью, но, вероятно, достаточно было любого пустяка, угаданного желания, одного какого-либо слова, кстати сделанного предложения, чтобы развеселить ее, привлечь на нашу сторону и покорить.
