* * *
Брехт, стоя на деревенской улице, внимательно разглядывал военный мемориал, воздвигнутый рядом с храмом Галатас. Потом, тяжело опираясь на палку, он пошел вверх по склону. Воспоминания о тех давних событиях нахлынули на него с новой силой. Неужели в этих живописных местах, среди таких мирных пейзажей когда-то разворачивалась жестокая и кровопролитная битва?
Как отчаянно они тогда дрались! Каждая улица по нескольку раз переходила из рук в руки. Отбили – отдали, снова отбили и снова отдали. Сражались как тигры и те и другие, гибли вот на этих самых аллеях, среди этих самых рощ. Бой не на жизнь, а на смерть, за овладение стратегически важной высотой. В конце концов они все же вырвали победу. Да, но какою ценой! Впрочем, он на нее претендовать не может. Ведь к тому моменту, когда высота окончательно перешла под их контроль, он был уже в другом месте.
И вот наступил момент, когда нужно повторить этот страшный маршрут еще раз.
Те немногие из его батальона, кто остался в живых после высадки на Крит, укрылись за толстенными крепостными стенами тюрьмы Агия. Эта крепость изначально планировалась в качестве их базового лагеря. Они патрулировали окрестности, прочесывали близлежащие цитрусовые и оливковые рощи в поисках своих – живых, раненых, убитых. Раненых переносили в крепость, убитых хоронили там, где были обнаружены тела. Моральное состояние бойцов было тяжелым. И столь же безрадостной была картина царящего вокруг разорения: искореженные деревья, туши убитых животных, разбитые планеры, обломки того, что должно было стать победой, но превратилось в поражение.
А потом на смену унынию пришла ярость. Местные встретили их с оружием в руках. Что ж, расплата неминуема. И вот уже целые деревни стерты с лица земли, а их обитатели, включая женщин и детей, расстреляны. Без суда, без следствия и без снисхождения. Подобные карательные рейды не вызывали у Райнера особого восторга, но, вспоминая, с какой жестокостью местные добивали его раненых бойцов, он понимал, что ответ должен быть адекватным: смерть за смерть.
Да, никакого гостеприимства им не выказали в момент встречи, это точно. Вокруг насупившиеся, хмурые лица, в оливковых рощах полно снайперов, засевших на деревьях. А презрение, с каким критяне срывали со стен немецкие листовки, предупреждавшие, что ждет тех, кто станет укрывать у себя дома британских солдат, бесило. Еще пугало презрение, с каким они смотрели на палачей в минуту казни. Местные мужчины с равнодушным безразличием становились к стенке или начинали громко горланить свои патриотические песни. Райнеру еще никогда не доводилось сталкиваться с такой силой духа. К тому же в глубине души он отлично понимал: чем больше они будут расстреливать, тем больше появится тех, кто захочет встать на место погибших. Его страшила мысль о том, что будет с его людьми, если они все же проиграют.
