— Молодцы, боярин, яко жеребцы! Вожжу под хвост — и на прыть!
— Пущай начинают…
— Ежели собрались с духом — учнут, боярин!
— Поторопи…
— В таковом деле поспеха — не утеха, боярин.
— Боюсь, помру, — тихо вымолвил Хворостинин.
— Аз буду молить Бога, боярин, не призывать тя в сей лепый час!
Окольничий Темкин, стоявший в толпе переодетым в одежду стрельца, чтоб не быть узнанным, видел, как подкатили сани Хворостинина, и в душе беззлобно ругнул боярина: «Ишь, старый потешник!.. Уже двумя ногами в могиле, а туда же!» Ему захотелось подойти к больному боярину, сказать ему что-нибудь доброе, хорошее — он вдруг почувствовал невольную близость к нему, рождённую их общей страстью, которая, как заговор, соединяла их сейчас, — но сдержался: не хотел выдавать себя. На него и так уже подозрительно поглядывали, особенно стрельцы, которых, конечно, удивляло, что он держится особняком, отдельно от них. Знали бы они, что это не загордившийся их собрат, а сам окольничий Темкин — духу их не было бы на Кучкове.
Темкин поглубже натянул шапку, полез в передние ряды.
На поле вышли бойцы. Сотня с одной стороны, сотня — с другой. Поскидали шубы, кожухи, кафтаны…
Толпа напряжённо молчала. Ждала. Впереди всех стоял поп Авдий, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Неподалёку стояли и другие безместные попы, сгрудившись небольшой кучкой, — мертвенно-бледные от холода, со смёрзшимися бородами, неподвижные, напряжённые… Даже пар от дыхания не вился над ними — затаённо, почти не дыша, ждали они начала боя.
Бойцы стали двумя рядами — в сажени друг от друга, натянули рукавицы.
Сава стал против Рышки. На всю Москву хвалился, теперь перед всей Москвой и исполнял свою похвальбу.
— Зря ты, Сава, — опять по-доброму сказал ему Рышка. — Угроблю я тебя.
— А ты меня не стращай! — угрюмо съязвил Сава. — Небось брюхо не толокном набито — пробью!
— Ну, Сава, — уже по-настоящему пригрозил Рышка, — теперя держись! Эй, братя, — крикнул он своим, — взяли их!
Кто-то негромко сказал:
— Господи, поможи…
Ряды сошлись. В напряжённой тишине глухо раздались первые удары и первые стоны.
Рышка прицелился Саве в грудь, изловчился и изо всей силы выстрелил кулаком. Даже зубы клацнули у него. Сава вёртко откинулся в сторону, вжался головой в плечи — Рышка только обдал его своим жарким дыханием и со всего маху, тяжело, как подрубленное дерево, рухнул на снег.
— Ух ты, боже мой, — испуганно перекрестился Авдий, увидев, как завалился Рышка.
