Исследователи обычно полагают, что прекращение осады явилось следствием какого-то договора, заключённого русами и византийским правительством. Однако никаких подтверждений этому в источниках мы не найдём. Более того, трудно допустить, чтобы патриарх Фотий, фактический руководитель обороны города, оказался в неведении относительно такого договора — а ведь судя по его второй проповеди, произнесённой уже после снятия осады, он определённо ничего не знал о нём. Но вот установление мирных отношений после завершения военных действий, через какой-то промежуток времени, не вызывает ни малейших сомнений.
Главной целью нападения русов на Константинополь — помимо захвата военной добычи — являлось устрашение византийцев[2]. И эта цель, несомненно, была достигнута (вне зависимости от того, имела ли место катастрофа во время морской бури, или нет). Византия, действительно, была напугана появлением новой угрозы с севера и в своей дальнейшей политике вынуждена была считаться с Русью. Обычная практика правителей Империи заключалась в том, чтобы добиваться мира с недавним врагом любыми — и не только военными — средствами. Как правило, мир просто покупался: своим новым союзникам Византия выплачивала добровольную «дань», причём достаточно богатую. Это было гораздо выгоднее и дешевле, чем воевать с ними. Для «варварских» же народов (к которым византийцы, несомненно, причисляли и Русь) такой мир был также вполне приемлем и желанен — ведь уже без всякой войны они получали то же золото и серебро и те же «паволоки» (драгоценные ткани), за которые раньше проливали кровь. Таким образом, заключение русско-византийского мира на взаимовыгодных условиях можно считать важнейшим последствием русской атаки на Константинополь.
А о том, что такой мир был заключён, свидетельствует тот же патриарх Фотий. В начато 867 года в своём «Окружном послании», обращённом к иерархам Восточной церкви, патриарх сообщил, что «так называемые россы», ещё недавно «дерзнувшие поднять руку против Ромейской державы», ныне «...поставили себя в ряду наших подданных и друзей». Последние слова — не просто риторическая фраза, но вполне конкретное дипломатическое выражение, обозначавшее «союзников» Византийской империи, заключивших с нею договор о «любви и мире».
Инициаторами этого договора, возможно, стати именно византийцы. Но заключён он был в Константинополе, куда через какое-то время после завершения военных действий прибыло русское посольство. Об этом определённо сообщает автор так называемой Хроники Продолжателя Феофана.
