Я старалась не видеть в этом зловещий знак.
Когда мы добрались до резных деревянных врат, я удивленно отметила, что узор на них не изменился. Обычно, когда новый король получал корону, старые врата снимали, и новые вырезали с заказанным символом. Но двери передо мной были с орлом Вандалена, раскинувшим крылья над горами, его когти, казалось, хотели вырвать деревья. Я не успела обдумать это, потому что врата распахнулись со стоном, впуская нас во двор.
Мы миновали огромный двор, место ежегодных пиров и веселья людей Сильвервуда у огромного дуба, древнего, как сама страна. Во время летних пиров музыканты сидели на ветвях дерева, окруженные синхронизирующими светлячками, а внизу танцевали остальные. Но теперь во дворе стояла тишина, нарушаемая лишь спешными шагами. Хоуэл повел нас по лестнице к дверям замка, кивнул дворцовым стражам у ворот. Они опешили, когда я прошла мимо них.
— Элламэй…?
Но через миг мы были в арочном коридоре, утреннее солнце озаряло моль, летающую в воздухе. Я ощущала разные эмоции. Этот дворец. Мой дом. Моя тюрьма. Моя победа.
Мое поражение.
Хоуэл не сразу повел нас в тронный зал, он использовал боковой проход. Мы шли в комнату совета. Я подавила волну страха, кашлянула, нарушая долгую тишину.
— Советники те же? — спросила я. — Никто из них, не знаю, не умер от едкости за последние пять лет?
Хоуэл ускорил шаги, словно хотел убежать от моих слов.
— Нет, — тихо сказала Джен сзади. — Совет тот же, Элламэй.
— Геллебор и Блэкторн?
— Там.
Блин.
В окна дворца влетал весенний ветерок, солнце сияло на отполированном дереве в коридорах. Изящные фонари из кованого железа висели под потолком, перемежаясь с люстрами из серебра. Знамя страны, серебряное дерево на зеленом поле, виднелось всюду. В Светлые годы корни дерева украшали голубые жемчужины, представляя призраков, но Люмен и Сильвервуд рассорились, и жемчуг поставлять перестали. Теперь жемчуг остался только на знамени в тронном зале. Остальные украшали голубые нити.
Дверь комнаты совета навевала воспоминания, от которых все сжималось. Хоуэл выстроил нас в коридоре у комнаты и ушел сообщить королю, оставив Джен и трех скаутов сторожить нас. Впервые за время ареста я посмотрела в глаза Моне и ее братьям.
— Простите, — сказала я.
Мона посмотрела на скаутов, ожидая, что они заставят нас молчать, но они намеренно не смотрели на нас. Я ощутила искру благодарности.
— Не стоит, — сказала она. — Это я убедила тебя вернуться.
