Я узнавала тоску в его голосе.
— Сложно быть там, где Свет другой, да?
Он теребил край рубашки, и я знала, что он бессознательно трогает кольцо Амы.
— Я не думал, что так будет. Свет — это Свет. Не важно, где люди видят его, и как почитают, — он чуть нахмурился. — Но это важно. Месяцами после нашего прибытия к берегу я ловил себя на том, что поворачивался на восток на закате, чтобы увидеть, как загораются водопады. И каждую ночь я не видел их, и это делало меня… не знаю, как описать. Не печальным, просто…
— Оторванным, — предложила я. — Понимаю. Светлячки соединяли меня со Светом. За годы путешествий я не смогла найти сходство в поклонении луны у народа холмов, и первым лучам рассвета у морского народа. Ближе всего понимание у Алькоро.
— Да? — спросил он. — Звезды?
— Звезды, — я посмотрела на небо, облака порозовели. — Земля там такая сухая и открытая, что небеса тянутся бесконечно. Купол звезд, — я взмахнула руками. — Это было невероятно. Но все же не родное.
Он прислонил голову ко мху.
— Знаю, Мона хочет разорвать связь со Светом, потому что он ведет Алькоро, — он посмотрел в шахту, где она спала под плащом. — Она не хочет признавать, что поклонение Свету у нее и короля Селено может быть общим.
— Твоя сестра немного упряма, — сказала я, делая еще один стежок. — Хотя, думаю, такой она была всегда.
— Ты должна понимать, что вторжение изменило ее. Она была намного…
— Хуже?
— Совсем другой, — сказал он. — Совсем. Она исполняла важную роль, это помогало ей легче приспосабливаться ко всему. Знаю, теперь так не выглядит…
— Нет, я понимаю, — я вонзила иглу в кожу. — Она через многое прошла. Думаю, она даже не смогла сама погоревать из-за потерь вашего народа. Особенно Амы.
Я так увлеклась шитьем, что не сразу поняла, почему он уставился на меня. Я замерла и подняла голову. Он выпрямился, склоняясь из проема. Тишина растянулась между нами.
— Вы говорили об этом вчера, — сказал он. — Великий Свет, я думал, это сны от лихорадки.
Тишину пронзали сверчки, начавшие вечернюю песню. Мои руки застыли над швом сапога.
— Она рассказала тебе о том дне.
— Да, — тихо сказала я. — Ты говорил: «Ама».
Он уставился на меня, грудь вздымалась и опадала, его дыхание стало быстрым. Я не знала, какая эмоция разгоралась в нем. Гнев? Смущение?
— Прости, — быстро сказала я. — Я не пыталась докапываться.
— Я видел это при каждом слове, — его голос был резким. — Все снова происходило передо мной.
— Мне жаль.
Напряжение гудело между нами еще миг, а потом Кольм прижался к стене.
