— Цветок для милого?
— Прости, — сказала я. — Вряд ли это мне нужно.
Она умчалась прочь, ворча, ее ленты подпрыгивали, она пропала в толпе.
— У тебя есть любимый? — спросила Мона.
— Был пять лет назад. Сейчас — вряд ли, — все эти слова были слишком приторными, чтобы описать сложность тех отношений. Мы остановились у торговки тканью, и я потрогала грязно-зеленый хлопок. — Все это осталось там, пропало со всем остальным.
— Жаль.
Я пожала плечами.
— Это было к лучшему. Его семья ненавидела меня.
— Алый, — сказала торговка.
— Что, простите? — спросила я.
Она погладила сверток ослепительно-красной ткани.
— Алый подойдет твоей медной коже. Твои волосы будут казаться рыжее. Коричневый тебе не идет.
Я посмотрела на свою потрепанную тунику.
— О. Вся моя одежда становится коричневой.
Мы прошли дальше. Торговец сидел в окружении отрезков кожи, один такой он натягивал на деревянную раму. Делал барабаны. Я постучала по одному барабану, кожа задрожала.
— Используете прутики?
— Что?
— Видимо, нет, — сказала я.
— При чем тут прутики? — спросила Мона, мы пошли дальше.
— Палочками играют. А тут играют пальцами.
— Ты умеешь играть? — спросил Кольм.
— Нет. Брат умеет. Мои родители создают инструменты.
Мона взглянула на меня, склонив голову.
— Да?
— А что такого?
Она пожала плечами.
— Похоже, я и не думала, чем может заниматься твоя семья.
Ее безразличный тон разозлил меня.
— Что тут такого? Они все еще делают инструменты. А ты думала, что я из семьи бродяг?
Она посмотрела на гребни с камнями и улыбнулась.
— Похоже на то.
— Я жила в горах, знаешь ли. Дом, родня… мой старший брат — кузнец, сестра разводит пчел…
— О, не заводись. Я не хотела обидеть. Посмотри на эту брошь, Кольм. Это лазурит.
— Ваши родители, видимо, ничего не делали, да?
Слова были гадкими, она повернулась и холодно посмотрела на меня.
— Нет, они просто правили страной.
Мы смотрели друг на друга, рынок шумел вокруг нас. Кольм пристально смотрел на брошь с лазуритом. Я поздно поняла, что об их родителях лучше не говорить. Если я все правильно помнила, они умерли, когда Мона была ребенком.
— Простите, — быстро сказала я. — Я не хотела.
— Все хорошо, — сказала она и повернулась к украшениям. Она не извинилась. — Я знаю, что ты имела в виду. В Сильвервуде может быть иначе, но правители Люмена всегда активно занимались страной. Может, тебе это кажется отдыхом, ведь ты из обычной семьи, но там нельзя ошибаться, а народ все время следит. Девизом моей мамы было: «Никто не может быть идеальным, но королева должна вести себя идеально».
