— А что вы со мной, как с ребенком… — Голос ее неожиданно сорвался, и она всхлипнула.
— Так ты ребенок и есть. У меня дочка старшая почти такая, как ты. Тебе сколько? Лет двадцать семь? А мне сорок шесть, я тебе почти в отцы гожусь. Так что напрасно ты обижаешься.
— Мне тридцать четыре. Тридцать пять скоро будет, — ответила она, шмыгая носом.
— Ладно врать-то!
— Ей-крест, Константин Михайлович, хоть у кого спросите, все знают. Хотите, паспорт привезу показать?
— Да ты выглядишь как пацанка. Эликсир молодости пьешь?
— Нет, голодаю и живу без забот. Ни семьи, ни детей, одна работа. Вот и весь секрет.
— Ну ты даешь, — искренне восхитился Ольшанский. — Ладно, прости, если что не так. Давно хотел с тобой поговорить, даже через Доценко тебе передавал, да ты как-то не реагировала на мои намеки. Мир?
— Мир, — облегченно вздохнула она. Слава богу, хоть здесь уладилось.
Сетунов раздобыл для Галактионова две ампулы с цианидом. Интересно знать, куда делась вторая? В квартире у Шитовой ее не было. Дома у Галактионова и на его рабочем месте в банке яда тоже не нашли. Ну и где он? Вопрос был чисто риторическим, потому что ответ был очевиден: вторая ампула с цианидом осталась у убийцы. Как это у Бернарда Шоу? Кто шляпку спер, тот и тетку пришил. У кого найдется ампула, тот и убийца.
Предсмертную записку Григория Войтовича читали четыре человека: его мать, приехавшие по ее вызову врач и работник милиции, а также следователь Олег Николаевич Бакланов. Миша Доценко рассудил, что лучше всего текст письма должен помнить следователь, ибо он наверняка прочел его не один раз. Начать нужно с него.
Но разговор со следователем прояснил не многое. Текст он помнил плохо, уверял, что письмо было невнятное.
— Какое-то бессвязное бормотанье, — говорил он Мише. — Вроде, я виноват, но я не виноват, и моя вина огромна, но это не моя вина… Что-то в таком роде.
— Постарайтесь припомнить, откуда у вас возникло ощущение, что письмо невнятное? — терпеливо спрашивал Доценко. — Может быть, в нем были пропущенные слова и вам трудно было уловить смысл фразы?
— Вроде нет.
— Может быть, были незаконченные, оборванные на середине предложения?
— Нет, кажется, не было такого.
— Может быть, в письме были слова, которые вы не поняли? Специальные термины, неизвестные вам названия?
— Да, кажется, что-то такое… Вот знаете, читал письмо, читал, а потом вдруг возникло ощущение, что это ерунда какая-то. Все вроде понятно, складно, а потом вдруг — раз! И ничего не понятно.
