«Может быть, этим и объясняется, — размышлял Фрэнсис, — что комиссия проводит сейчас так много закрытых заседаний. Возможно, теперь они боятся допрашивать на открытых заседаниях. Готов спорить на что угодно, что, как только комиссия вытащит дело голливудских деятелей на заседание палаты представителей конгресса, его сейчас же с позором снимут с повестки дня».
Лэнг почувствовал себя значительно лучше. «Зачем вообще думать об этом? Ведь комиссия добивается только рекламы и ассигнований на свою деятельность — и ничего больше. Что они знают обо мне? Ничего. Да и что комиссия может знать? Разве не та же самая банда, в несколько ином составе, объявила Шерли Темпл[15] марионеткой красных, хотя ей в то время было всего шесть лет?»
Выйдя из такси у солидного дома из серого камня на 53-й улице и поднимаясь на крыльцо, Лэнг уже улыбался. Он вошел в прихожую, которая никогда не запиралась, спустился на пять ступенек и попробовал открыть первую дверь. Ручка не поворачивалась. Лэнг механически сделал еще несколько шагов и нажал ручку следующей двери, уверенный, что она откроется. Так и случилось.
Он закрыл за собой дверь. У доктора Эверетта Мортона было две совершенно одинаковые приемные комнаты. В одной из них Мортон обычно находился с очередным пациентом. Закончив с ним беседу, доктор внезапно, как волшебник, появлялся во второй комнате, чтобы принять очередную жертву.
Швырнув шляпу на маленький столик у окна, Лэнг снял пальто и аккуратно положил его на небольшой диван у противоположной стены. Затем он закурил сигарету, придвинул к себе пепельницу на высокой ножке, глубоко затянулся и лег на диван, положив голову на узенькую подушку.
«Ну вот, — подумал он, — я готов отдаться в руки этого знахаря». Лэнг тихонько рассмеялся и в сотый, наверное, раз задал себе вопрос, как ведет себя Мортон — он ведь выглядит совсем неплохо — в тех случаях, когда на диване вот так же лежит какая-нибудь очаровательная девица. А может, у пациенток хватает ума сидеть или, уж если лежать, так положив ногу на ногу?
«Черт возьми, а где я был вчера? — подумал он. — Но какое это имеет значение? Какое вообще имеет значение, где вы были, о чем говорили, на чем остановились?» Мортон редко произносит что-либо, кроме своего «м-м-м…», поджимая при этом и без того тонкие губы. «Да, человек может сочинить себе любую биографию, — думал Лэнг, — и годами рассказывать ее врачу-невропатологу, который и не заподозрит лжи, если рассказчик обладает достаточным воображением. Но для чего это нужно?» Лэнг посмотрел на часы.
