— Не получилось — вздыхает Дуся — давай еще раз.
— Нет — говорю — Евдокия. Нет и нет.
И прячу сало в холодильник. Дуся ложится тут же, рядом с дверцей, чтобы в случае следующего «очень-очень хочется» далеко не ходить.
Мои руки пронзительно пахнут соломкой, на которой обжигали сальцо, чесночком и перчиком. Перед глазами стоит розовый нежный бочок на золотистой шкурочке. И я чувствую, что мне не просто «очень хочется», не просто «очень-очень», а — мучительно, невыносимо, до спазмов в желудке. Я мечтаю, как Дуся уйдет из кухни, и тогда… я отрежу прозрачный ломтик сала, положу его на тонкий ломтик черного хлеба, сверху — чуть капну горчицей, сверху — положу маленький кружок маринованного огурчика…
Но Дуся, похоже, устроилась у холодильника надолго и никуда идти не собирается. Я в муках маюсь по кухне, перемыла посуду, начистила картошки, тщательно и с большой любовью протерла холодильник с ног до головы, потом перешла к мытью пола, ползая с тряпкой вокруг Евдокии. Когда пошла на третий виток, опползая лежащее тело, Дуся встала:
— Пойду-ка я погуляю, ежик в гости приглашал, и дела у меня в саду, и вообще…
На пороге не выдержала, обернулась:
— Приятного аппетита.
История пятая. Царевна-лягушка
Сегодня Евдокия впервые в жизни увидела лягушку — та о чем-то неосторожно задумалась под старым пнем в саду. Похоже, что лягушка до сего дня тоже смутно представляла себе как выглядят собаки. И, похоже, никто не предупредил ее о существовании таковых.
На этом сходство заканчивалось, и начиналась большая разница. Дуся пришла в полный восторг, зато лягушка была фраппирована донельзя. И ее можно понять — когда над тобой практически ниоткуда, из глубин Вселенной нависает нечто огромное, с выпученными глазами и плохо пришитым языком, инстинкт самосохранения кричит «беги!»
И все побежали: лягушка — вокруг пня, Дуся — вокруг лягушки, мне досталась крайняя орбита, по ней я и наматывала круги, взывая к собачьему хвосту о милосердии. Дуся все пыталась цапнуть резиновую попрыгунью зубами, но, видимо, добыча пахла не очень аппетитно, поэтому забег вокруг пня продолжался и продолжался… и продолжался бы бесконечно, но тут я споткнулась и упала, накрыв собою запыхавшуюся лягушку. Поднялась с прохладным комочком в руке, открыла ладонь, и мы с беглянкой рассмотрели друг друга как равные, на одном уровне, глаза в глаза. Лягушечка была прехорошенькой: изумрудная, с шоколадными разводами, с золотистыми глазами и с застенчивой улыбкой. Словом, царевна как есть.
