Здание, куда они приехали, язык не поворачивался назвать величественным – настолько неподходящим казалось это слово. Даже «грандиозное» или «изысканное» не передавали увиденное Эттой полностью. В стиле барокко, если судить по бледно-зеленому с золотом фасаду. Огромное сооружение тянулось в обоих направлениях сколько хватало глаз. Статуи женщин и святых взирали на людей с крыши, присыпанные все тем же грязным от сажи снегом. Должно быть, это и есть дворец.
Секундой позже позади первого автомобиля замер второй – с Уинифред, Джулианом и еще одним охранником. На торможении машину занесло, и выглядела она немногим лучше первой. Уинифред едва не вылетела из салона на волне ярости – так она орала:
– Вот скоты!
Джулиан вышел следом, куда менее злой, но намного бледнее Уинифред. Огляделся, заметил Этту, вздернул брови. Произнес одними губами: «Нравится?»
Этта лишь поморщилась и отвернулась обратно к Генри – тот наконец позволил Дженкинсу смести с пальто осколки. К девушке приблизился пожилой мужчина и принялся так усердно кудахтать, бормотать и кланяться, что Этта изумленно отступила. Шумность и живость этого русского вымели у нее из головы все мысли, и она не смогла вспомнить даже те три слова по-русски, которые знала.
Бешеная суета вокруг утихла, словно «морская фигура, замри», когда Генри подошел к Этте и встал у нее за плечом, проследив за взглядом девушки. Его лицо смягчилось, жесткие линии рта расслабились, словно он увидел старого друга.
– Добро пожаловать в Зимний дворец, – объявил Генри.
Николас никак не мог подобрать слов, чтобы попросить женщину повторить. Впрочем, она сделала это сама, закончив тем же девичьим смешком.
– Осмелюсь спросить очевидное, – София была странно спокойна. – Зачем?
– На вашем месте вопросы не задают, – Белладонна не сводила глаз с Николаса. – Только подчиняются. Если жизнь дорога, конечно.
Ноги Николаса приросли к полу, а душа словно освободилась и металась по комнате, налетая на стены. В жизни ему доводилось испытывать жар унижения и бессильной ярости – много раз и во многих местах. Но сейчас… Сейчас его душил неподатливый гнев. Если бы удалось заставить себя двигаться, он бы, наверное, колотил кулаками по ее огромному железному столу, покуда не сломал бы его.
Тонкий кожаный шнурок с Эттиной сережкой на шее теперь казался ожерельем из кирпичей.
– Что это значит? – спросила София. – Хватит говорить загадками!
Она дернулась вперед, но ее остановила вскочившая Селена.
