Управление Вселенной. Женщина и Вселенная | страница 5



Земля, разверзнись подо мной!
Тогда неволю разрешая,
Пусть смерти зов услышу я —
И станет стрелка часовая,
И время минет для меня![2]»

Теперь дело за духом.

Прежде чем продолжить говорить об управлении, надо определиться еще и с миром, в котором осуществляется это управление. Какова доступная для нас модель мира, и какова в ней роль управляющих процессов и систем? Всегда ли процессы и системы включают друг друга в себя, подобно подарочным матрешкам, и только ли на определенном уровне погружения встречаются со своей целью, со своим контуром управления? Всегда ли похож мир на сказку, в которой: «Далеко его Смерть упрятана, глубоко его Смерть схоронена! Далеко на Буяне-острове вырос дуб до самого неба, на том дубе сундук окованный, в сундуке спрятан заяц, в зайце спрятана утка, а в той утке яйцо. В том яйце ты отыщешь Кащееву Смерть!»[3] А вместе с ней и смерть мира[4].

Всегда ли процесс управления подобен саморефлексирующей функции, вызывающей саму себя бесконечно или только до тех пор, пока эти вызовы не доберутся именно до того яйца в утке? Но утка-то здесь откуда? Неужели сказочник был столь наивным? Или он таким образом пытался определить геном человечества?

Однако каким бы не был сказочник, он знал, что где-то далеко на Буяне-острове есть «точка сборки»[5] бессмертного Кащея. Сказочник знал, что точка сборки есть у всего существующего.

Когда мы наводим порядок в мыслях, то мы выстраиваем их в соответствии с мерой, выделяя главное и подчиняя ему второстепенное. Мысли порой сопротивляются, и иногда им удается отстоять независимость. Однако именно этот процесс выстраивания в соответствие с введенной мерой и является процессом формирования нашего индивидуального знания, отражающего картину мира. И как у бессмертного Кащея, так и у нашего индивидуального знания есть точка сборки, разрушение которой эквивалентно разрушению всей нашей правды.

Но мы с вами — не верхушка пирамиды. А, значит, точно так же, как мы поступаем с мыслями, кто-то поступает и по отношению к нам, выстраивая нас в общей схеме своего индивидуального знания. Вот только кто мы в этой схеме?

При этом у подобного процесса познания есть еще и своя скрытая от поверхностного взгляда цель. Эта цель в том, чтобы получить принципиально новое знание, либо в виде новой модели мира, либо в виде нового ощущения, чувства или сюжета. Подобное возможно только в ходе творения. Акт творения предполагает рождение чего-то нового или уничтожение чего-то существующего, а ино ща и то и друго е вместе. Загнать мамонта на колья возле пещеры — это серьезная творческая работа, заканчивающаяся уничтожением животного. Новая мысль, новая точка зрения всегда вступают в противоречие с тем, что было, даже если и подминают то, что было, под себя. Вечностью перевариваются и тела, и души, и мысли: что-то уходит в навоз, а что-то в поэтический образ, который сопровождает человечество всю его дорогу: