— Нет, — поглядев на палец, сказал Гатле. — Я бы на их месте пошел вон туда.
Атата посмотрел: это было логично. Вторая долина была шире и более полого поднималась.
— В той маленькой долине для оленей нет простора. — объяснил свой выбор Гатле. — Поэтому они будут двигаться по более широкому проходу в горы.
Атата внимательно выслушал товарищей. Он вообще старался делать так, чтобы его спутники чувствовали себя полноправными участниками этого важного дела.
— Мы — посланцы партии большевиков, — сказал им еще в начале пути Атата.
— А я беспартийный, — возразил Гатле.
— Ничего страшного, — успокоил его Атата. — Сталин нас учит: по мере нашего продвижения к победе коммунизма усиливается классовая борьба. Наши враги становятся злее и коварнее.
— Значит, Аренто сильно разозлился, — заметил второй каюр. — Трудно будет совладать с ним.
Атата взял с собой немецкий трофейный пистолет «Вальтер» с полусотней патронов и два японских карабина «Арисаки» с достаточным запасом боеприпасов. Оба каюра, морские охотники, имели опыт обращения с огнестрельным оружием и еще в Анадыре довольно поупражнялись в стрельбе. Однако Атата все оружие держал только при себе, на своей нарте.
Ранним утром следующего дня с невысокого холма увидели стойбище. Две яранги стояли в тени небольшого обрыва, и, как понял Атата, с самолета их невозможно было бы различить.
Атата разделил отряд на три части и велел подходить к стойбищу с трех сторон. Пока он ехал, по настороженному поведению собак понял, что оленье стадо недалеко. Собаки могли понести, но Атата строго покрикивал на них и тормозил остолом, палкой с металлическим наконечником, глубоко вонзая его в снег. Так он ехал как бы сверху, все, что делалось в стойбище, ему было хорошо видно. Между ярангами быстро сновали человеческие фигурки. Атата достал карабин и зарядил. Его тело напряглось в ожидании выстрела со стороны яранг, но пока было тихо. Он уже мог слышать тревожные человеческие голоса. Они, в основном, были женские.
И впрямь, в стойбище оказались только женщины. Они сдержанно встретили гостей. Остальные две упряжки подъехали чуть позже.
— А где мужчины? — строго спросил Атата, не выпуская из рук карабин.
— В стаде, — ответила одна из женщин, та, что постарше.
— Аренто где?
— Он тоже там.
— Ну что же, — решил Атата, — подождем мужчин здесь.
Он распорядился посадить собак на цепь, покормить, а сам, не расставаясь с карабином, низко согнувшись, вошел в дымный чоттагин. Каждый раз, входя в ярангу, Атата испытывал странное волнение, словно чудом возвращался в свое детство на длинной галечной косе Уназик. И хотя своим нынешним образом жизни он более всего хотел походить на русского современного офицера, воспоминания о детстве волновали его, и он испытывал чувство сожаления от мысли, что это уже никогда не вернется, со временем вообще исчезнет, и если у него будут дети, они уже не увидят ярангу, не вдохнут запах застоявшейся ворвани, теплой кожи, горелого тюленьего сала в жировой лампе, всего того, что все равно было дорого сердцу.
