против ее воли.
– Я-то думал, вы бережете свои поцелуи для одного из испанцев, – произносит Давернь, шаги которого заглушила веселая музыка, доносившаяся из радиоприемника. – Вы увидели все, что хотели, или вас интересует еще справка о состоянии моего здоровья? – продолжает комендант.
Лиза бормочет оправдания, в которые и сама не верит. Она совершила серьезный проступок.
– Мадемуазель, я благодарен вам за то, что вы так внимательно следите за документами. На сегодня хватит. Но, поскольку вам, похоже, нравится работать с бумагами, я попрошу вас составить документ, который требуют оккупанты. Пожалуйста, потрудитесь перечислить фамилии женщин еврейского происхождения, пребывающих с вами в одном блоке, и передать список мне.
Значит, никто их не пожалеет! То, чего все так опасались, началось: женщин разделяют на хороших и плохих. Часть заключенных будет переведена в блок L, настоящий Ноев ковчег, построенный для тех, кого отправят в новую Европу, а остальным придется утонуть.
– Как только вы предоставите мне этот список… все те, кто сможет подтвердить свое место проживания, а также наличие средств к существованию, будут без промедления отпущены. Я лично сегодня же оформлю для каждой документы на освобождение.
Лиза боится, что это мираж, хотя пустыня далеко, но ей кажется, что Давернь наделен безграничной властью. Он такой красивый, такой огромный и красивый в своей форме. Она бросается ему в ноги, обнимает колени. Лиза не решается отпустить коменданта, боясь, что он испарится и заберет с собой свободу, которую только что пообещал.
* * *
«Франция была разбита, средства сообщения не функционировали. В хаосе, который за этим последовал, нам удалось получить документы об освобождении, благодаря которым мы имели право покинуть лагерь. Тогда никакого французского Сопротивления не было. Ни одна из нас не могла бы с уверенностью сказать, что ожидало тех, кого мы оставляли в лагере. Все, что мы могли сделать, – это сказать им: то, чего мы опасались, обязательно скоро произойдет – лагерь будет сдан немцам. […] Но это не могло помочь интернированным. После нескольких дней полной неразберихи снова все упорядочилось и освобождение казалось почти невозможным. Мы это предвидели. Это был наш единственный шанс, но мы понимали, что, уезжая, сможем захватить с собой лишь зубную щетку, поскольку везти не на чем».
Ханна Арендт
3
Лиза возвращается в барак, чтобы сообщить новость. Ей отвечают почти в унисон. В голосах ее подруг по несчастью слышится волнение: «Свободны? Но куда же мы пойдем?» Сотни женщин давно не получали вестей от своих мужей, те из них, что были на фронте, были арестованы или эвакуированы. Стремительное наступление немцев заставило миллионы французов выйти на дорогу в надежде добраться до свободной зоны, к какому-нибудь дальнему родственнику, другу, знакомому. Многие были интернированы в лагеря: Гюрс был всего лишь одним из нескольких десятков. У супругов не было возможности узнать, что случилось со второй половинкой, и они даже не пытались друг друга искать. Но Давернь дал им возможность достичь желанной свободы. У «нежелательных» была неделя. Немцы спешно создали специальную комиссию, которая будет осуществлять дополнительный контроль за лагерем и постановлениями коменданта.
