– Но французы нас ненавидят! – не успокаивается Лиза.
– Они ненавидят нас, пока мы в бараках, но на сцене мы окажемся выше их, и они нас полюбят.
– Когда у нас все случилось, Педро подарил мне маленькую кастрюльку… Вы думаете, что теперь я сексуальный объект? – волнуется Сюзанна. – В таком случае я предпочла бы казан, учитывая, сколько я для него сделала.
Воодушевленная идеей, Ева продолжает убеждать подруг:
– Красотки кабаре – настоящие дивы. Французы точно так же, как и немцы, падают к их ногам, целуют им руки. И если бы они пришли сюда, они бы нас не тронули, потому что до настоящего времени они не трогали артисток кабаре!
– А что ты скажешь о тех местах, где висят таблички с надписью «Евреям вход воспрещен»? Гитлер считает, что мы неспособны ни к музыке, ни к поэзии, что мы отравляем все прекрасное.
– А разве это не вызывает у тебя желания петь еще громче, чтобы он понял свою ошибку? Неужели тебе не хочется стать райской птицей, демонстрирующей свое пение?
– Я скорее похожа на жирную куропатку, – вмешивается Сюзанна. – Так тоже можно?
– Ты можешь быть любой птицей, какой пожелаешь.
– И все же мы не позволим им нас ощипать безропотно, – заявляет Сюзанна, окончательно проснувшись.
Мысль о пухленькой поджаренной куропатке ее забавляет.
– Лиза, то, что происходит в Европе, касается не только евреев. Это касается всех нас. Гитлер хочет создать мир, где женщины должны сидеть дома, чтобы рожать многочисленных детей. Мы должны принести себя в жертву полностью. Мы должны проводить все свое время у плиты, больше нам ничего не остается. Дети, кухня и самопожертвование – вот для чего, по его мнению, созданы женщины.
– А меня бы это устроило, – говорит Сюзанна. – Я бы с радостью нарожала Педро кучу кудрявых толстощеких ребятишек!
– Конечно, Сюзанна. Но разве ты хочешь, чтобы тебя заставили рожать маленьких блондинчиков для какого-нибудь Фрица?
– Не знаю я никакого Фрица. К тому же Педро, по-моему, очень ревнив…
– Но мы находимся в лагере для интернированных! – напоминает Лиза, повысив голос.
– Комендант Давернь будет на нашей стороне.
– И как же ты собираешься его убеждать?
– В тот раз, когда я пошла к нему, чтобы пожаловаться на Грюмо, комендант слушал Парижское радио. Я узнала голос Сюзи Солидор[56], передавали ее выступление. И мне показалось, что ему это очень нравится.
– Ну и что с того?
– А то, что если коменданту нравится блондинка с грубым голосом, которая не скрывает того, что испытывает симпатию как к мужчинам, так и к женщинам, и которая каждый вечер якшается с нацистскими офицерами, то я не вижу причин, по которым он мог бы нам отказать!
