Забытые | страница 60



Педро стащил у интенданта доски и смастерил для Сюзанны импровизированную кровать для тюфяка, чтобы она не скатывалась. Другой сколачивает рамку, чтобы любимая могла вставить в нее фотографию из своего прошлого. Каждое утро Эрнесто приносит Лизе что-нибудь съедобное, что ему удается собрать: картины, которые он пишет для заключенных, он обменивает на корочки хлеба. Кто-то хочет, чтобы художник изобразил лицо его далекой возлюбленной, и по памяти описывает его Эрнесто. Результат получается довольно далеким от реальности, но, поскольку они нарисованы обнаженными, их лица не играют никакой роли. Другие хотят видеть на картинах то, чего им больше всего недостает: собаку, вокзал, бутылку вина.

Эрнесто съедает лишь две трети своего пайка, откладывая остальное в сторону, чтобы добавить к дневному заработку. Он смотрит, как Лиза ест, и следит, чтобы в это время не пришел Грюмо; смотрит, как ее губы пьют сок перезрелой груши, как ее маленькие зубки впиваются в кусочек мяса, болтающийся на кости, как ее глаза постепенно наполняются жизнью. Из-за недоедания Эрнесто потерял пятнадцать килограммов, с тех пор как прибыл сюда. Но, ежедневно добывая для Лизы еду, он чувствует себя более здоровым, чем когда-либо. Женщина на него надеется, и он не может позволить взять над собой верх истощению, скуке, отвращению к жизни. Под решеткой тут и там образовываются дыры; каждое утро их заделывают, но вечером они чудесным образом появляются снова. Эрнесто даже не пытается пробраться через проволочное заграждение. То, что связывает его с Лизой, гораздо выше плотского влечения.

Гюрс становится похож на кемпинг для интернированных, где слово «любовь» срывается с изголодавшихся уст, прячется в искалеченных сердцах, в огрубевших ладонях: островок в тени Пиренеев, где звучат шутки, слышится смех, даются обещания. Затем солнце заходит. На западе розоватое сияние обнимает высокие облака, на востоке голубоватый свет окутывает поросшие растительностью холмы, отбрасывая лучи на небольшие беленькие домики, в которые было бы так приятно возвращаться по вечерам. Немцы вошли в Париж, но узники лагеря об этом еще не знают.

* * *
14 июня я взял велосипед, тогда я был мальчишка, был дурак.
В квартале богачей не водится собак.
Нет даже и кота!
Они в Бастилии все, да.
Все жадно глазеют на бошей,
На девиц, старых дев, малышей и гаврошей[53].
Победители по улицам шатаются,
Кто-то кричит, кто-то им улыбается.
Какая-то старуха не молчит,