Забытые | страница 11



* * *
Как-то утром в мою дверь
Постучали французы.
Квартира та была на Сен-Мартен,
Я помню, как теперь.
– Полиция, откройте! Вас ждет прекрасная дорога!
– Спасибо, господа, но я уже не молода,
Мне пятьдесят, болит колено,
Зубов осталось двадцать пять!
– А ну встать, шлюха, собирайся, и потише!
Сопротивление не ждет, оно все ближе.
– Что происходит? Что будет теперь?
– Мадам, вы взяты под арест!
Это наш новый фирменный жест.
Теперь у вас много потерь.
Под шум свистков – умерь протест,
Плевки и шутки – вот твой крест.
И меня били, ох как били!
В автобус спешно погрузили.
Но я не виновата, меня всего лишили!
– Теперь вы беженка, – они мне говорили, –
А немцы – наши лютые враги.
– Но почему мне не остаться в собственной квартире?
– Потому что ты беженка,
Да, ты просто беженка,
И такие сволочи, как ты,
Французов сильно допекли!
Все эти сволочи-мигранты
Нам надоели – просто жуть!
Есть один способ вас турнуть:
Мадам, вы взяты под арест!
3

Полицейская машина на большой скорости проехала мимо Сены, проскочила вдоль набережной, промчалась мимо Эйфелевой башни, да так близко, что Еве показалось, будто она покачивается на своих гигантских ногах. Они остановились в сотне метров от башни, на углу бульвара Гренель и улицы Нелатон, в XV округе Парижа. Еву выталкивают из машины; она неловко пытается привести в порядок свою помятую одежду.

Ева оказывается среди сотен тысяч женщин, выстроившихся в очередь, и в отчаянии опускает руки, понимая, что нет смысла прихорашиваться в этом море растрепанных дам. Еще никогда она не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас. Толпа толкает ее, сбивает с ног; запахи заставляют Еву отворачиваться и вызывают тошноту. В голове гудит пчелиный рой. Однако что может быть более трогательным, чем блестящие от волнения и непонимания пять тысяч пар глаз, устремленных в одном направлении?

Зимний велодром гордо выпячивает свой металлический каркас, словно судно, потерпевшее крушение. Он мог бы вместить семнадцать тысяч человек. Стадион возвышается, поблескивая болтами на послеполуденном солнце: они остались еще со времен Всемирной выставки[23] и являются прямыми наследниками ее девиза: индустриализация – прогресс человечества. Народ торопился, чтобы не пропустить велогонки; соревнования обычно открывали королевы шансона: Воробышек Пиаф или Иветт Орнер[24]. Но сейчас здание окружено зенитными пушками. Женщины топчутся в нескончаемой очереди, их каблуки поднимают пыль, словно копыта табуна лошадей. Ева медлит; она оборачивается и поднимает глаза. Сена искрится на солнце, его лучи отражаются в цинковых крышах. Чайки весело перекрикиваются, пролетая под шестью чугунными арками моста Гренель. Еву толкают, чтобы она двигалась вперед.