Правда, неделю спустя от нас послали пятерых саперов на пятидневные курсы, где немецкие инструкторы познакомили их с устройством немецких и советских мин. Но этого было ничтожно мало.
Как я уже говорил, треть нашего взвода составляли румыны, которые не знали по-венгерски ни слова.
В первые две недели июня мы проводили фортификационные работы в деревне, где расположился штаб нашего батальона. Здесь я встретился с моим другом Гезой Папаи. Его прикомандировали к штабу батальона в качестве брадобрея. Нас с ним поселили в одном из домов в двухкомнатной квартире, которая принадлежала пожилой супружеской паре лет пятидесяти и их дочери — молодой женщине с двумя детьми.
Когда-то эта женщина жила в деревне, где теперь проходила передовая линия обороны нашего батальона. Деревня была полностью разрушена нашими предшественниками — гитлеровцами, превратившими все погреба и подвалы в блиндажи и пулеметные гнезда.
Геза Папаи хорошо говорил по-французски, так как в свое время почти полтора года работал парикмахером в Париже, а русским языком начал заниматься еще в Херене. Этот высокий худощавый молодой человек был похож скорее на рассеянного ученого, чем на парикмахера или тем более на солдата. Целыми днями с книжкой в руке он расхаживал по деревне, зубря русские слова. И отвлечь его от этого занятия мог только сердитый голос офицера, который отчитывал его за то, что он не отдал честь офицеру. Геза моментально вытягивался, на его лице появлялась кроткая, виноватая улыбка, за которую офицер сразу же либо прощал его, либо наказывал. Многие офицеры уже знали его в лицо, так как он брил большую часть офицерского состава. Поскольку Геза был великим мастером своего дела, то иногда он на велосипеде ездил брить офицеров в штаб полка и даже дивизии. Рассказывали, будто он мог спокойно брить не только во время артиллерийского обстрела, но даже в автомашине или в повозке во время движения.
Поначалу я думал, что в деревне нам будет спокойнее, чем на передовой, но ошибся. Наше командование панически боялось партизан, а у некоторых офицеров и даже солдат эта боязнь приобрела прямо-таки истерические формы. В каждом человеке от младенца и до дряхлого старика они подозревали партизана. И горе было тому из мирных жителей, кто не мог убедительно объяснить причину своего нахождения в деревне.
Среди ездовых и офицерских денщиков, располагавшихся в роще вокруг штаба, ходили рассказы, что в конце мая не очень далеко от Курска, в районе Путивля, четвертый саперный батальон ввязался в бой с партизанами и был ими разбит. Погибли семьдесят три солдата и три офицера. По сводкам венгерского командования, этот партизанский отряд насчитывал 1500 человек, вооруженных к тому же тяжелым стрелковым оружием и артиллерией. Но скоро выяснилось, что отряд состоял всего-навсего из пятидесяти двух партизан. Однако этот эпизод давал повод повсюду видеть партизан.
