— Ясно, — сказал Сорока.
— Направления ты держись… — Комиссар с минуту подумал, потом решительно провел карандашом по карте: — Направления ты держись на Кленцы. А через фронт…
— А через фронт, Матвей Иваныч, это там видно будет.
— Да, да, конечно. — Комиссар поднял голову, внимательно посмотрел на Сороку. — Ты, Василий, понимаешь, на что идешь?
Сорока молча кивнул.
— Ну, да знаю, — негромко, как бы про себя, проговорил комиссар. — Знаю. На тебя положиться можно.
— Пожалуй, еще кого надо. — Потапов поскреб небритый подбородок, глуховато откашлялся. — А то мало ли что…
— Дозвольте, товарищ комиссар, — сказал Сорока, — взять моего хлопчика, Федьку.
«Меня? — Федька вскочил. — Никак меня?»
Но комиссар куда меньше обрадовался. Комиссар совсем не обрадовался.
— Что ты? — сказал он- Куда его на такое дело?
«Эх, ты! — Федька приуныл. — Не пустят!»
— Да ведь, Матвей Иваныч, — сказал Сорока, — ведь он места эти крепко знает. И боевой. Не сдаст, ежели что.
«Верно, Вася! Вот это верно!»
— Так-то так, — сказал комиссар, — да дело-то какое. Не по зубам орех.
Как не по зубам? Отчего не по зубам? Федька рванул дверь и, мимо Никиты, прямо к комиссару.
— По зубам! — серьезно сказал он. — Честное мое слово, по зубам!
Все замолчали. Удивленно, несколько даже испуганно, уставились на Федьку.
— Позволь, — сказал комиссар, — ты о чем?
— Да знаю! — сказал Федька. — Все знаю! На разведку идти! Через…
Сорока свирепо цыкнул:
— Цыц, ты!
Федька осекся, смолк.
— Ну-с, — сказал комиссар. — Дальше?
— Через фронт, — шепотом докончил Федька. — Сказать: «В район Буды — Боровое перекинуты три полка. Мы в мешке. Направление на Кленцы».
— Ловко! — сказал комиссар. — Ловко, брат! Однако откуда ты все это знаешь? Сидел, подслушивал?
— Нет, — Федька замялся, — нет, не сидел… Мимо шел…
— Мимо шел, на огонек зашел? — буркнул Потапов. — Понятно!
— Понятно! — сказал Никита и стал легонько подталкивать Федьку к двери. — Понятно, друг, понятно!
Федька уперся:
— Не пойду!
— Иди, — сказал комиссар. — Надо будет — позову.
Позвали-то, однакож, не скоро. Битый час Федька топтался у двери. Томился. Скучал. Чего они там? Неужто не пустят? А ведь верно это Сорока. Он здорово места эти знает. Родные, можно сказать, места, «И боевой! Не сдаст, ежели что!» Федька подбоченился: это тоже верно!
Наконец, дверь приоткрылась.
— Давай! — мрачно сказал Никита.
У Федьки сердце екнуло: «Не пустят!» Робко, на цыпочках, вошел. Остановился. Остановился он у самой двери.
