— Ну вот, — с трудом открывая отяжелевшие, бессонные глаза, сказал он. — Ну вот, отбились!
Рассвет был сырой и влажный. Туман шел по низинам. Дымилось поле. И такая в мире стояла тишина, что казалось: вздохни — и будет слышно за десять верст.
Комиссар осмотрелся: налево лес, направо поле, степь. Все то же: лес да поле. Далеко впереди — гряда холмов. За холмами, по карте если, река.
— А за рекой наши! — твердо сказал Потапов.
— А вдруг нет?
— Наши! Знаю!
Наши не наши, крути не верти, а ехать надо. Не стоять же тут на дороге.
— Дозорные, вперед!
Дозорные, Андрей и Никита, встрепенулись. Они было сидя задремали. Хлестнули коней, понеслись.
— Повод!
Взвод тронулся. Эх, добраться бы до реки!
— Галопом арш!
Все больше светало. До чего скоро светало! В лесу проснулись птицы. Проснулись, зашумели. Подул ветер с поля. Заалело небо. Вот-вот солнце встанет.
— Глянь-ка! — Потапов круто осадил коня. — Матвей Иваныч, глянь-ка!
Что-то показалось на дороге, что-то черное, стремительное что-то. Оно двигалось. Оно ширилось. Оно росло.
— Скачет кто-то! — Комиссар повернулся к бойцам, поднял руку. — Стой!
Скакал Никита. Скакал, как бешеный. Он припал к шее коня, почти слился с конем, его почти не видно было. Только бурка развевалась и хлопала, как флаг на ветру.
И вот доскакал. Рванул повод, поднял коня на дыбы.
— Ну? — сказал комиссар.
— Не проскочить! — Никита кричал, хотя комиссар стоял рядом, в двух шагах. — Не проскочить, Матвей Иваныч! Обошли!
— Как?
— Да в мешке сидим, ну! Вона, видишь?
Комиссар привстал на стременах, приладил бинокль.
Верно — не проскочить. Впереди на холмах, четко на утреннем небе, видна конница. Слева и справа, в обход, двигается пехота. Нет, не проскочить!
— Видишь? — кричал Никита. — Видишь?
— Вижу, — пробормотал комиссар. — Как не видеть? Вижу.
Обернулся: сзади никого, сзади тихо. В лес! В лес надо, пока не поздно!
— Павел, — сказал он, — дай команду: в лес!
— Взво-од, — протяжно пропел Потапов и плетью смаху огрел коня. — Взво-од, в лес!
Ни выстрелов, ни топота, ни крика. Тишина. Где-то солнце, а где — не видно. Только золотистый сумрак струится меж деревьев, струится, плывет. Только серебристым бисером светится роса на траве. Утро.
Было утро. Раннее утро. А Федьке казалось: вечер, поздно. Федьке казалось: небо потухло, солнце заходит, идет ночь, надо спать.
Он перекинулся со спины на живот, зарылся лицом в траву. Спать! Он устал за ночь. Голова отяжелела. Глаза слипались. Спать!
