Косьма вздохнул. Казалось, ему стало немного лучше. Несмотря на то что Зое противно было прикасаться к его жирной туше, она наклонилась и помогла несчастному изменить положение тела, чтобы ему было легче дышать. Если бы она этого не сделала, то не успела бы сказать ему все, что намеревалась.
– Это из-за тебя, – задыхаясь и злобно кривя губы, простонал Косьма. – Ты собираешься украсть мои иконы. Воровка!
Зоя наклонилась к нему еще ближе, чувствуя, как из ее души постепенно улетучивается страх и исчезает навсегда.
– Твой отец украл их у меня, – прошипела она ему в ухо. – Я же собираюсь возвратить их Церкви, чтобы в наш город вернулись паломники, благодаря которым Византия вновь станет богатой и безопасной. Ты, твоя семья, весь твой род – воры. Да, это из-за меня ты сейчас испытываешь жуткую боль! Знай об этом и мучься, Косьма.
– Убийца! – Он попытался плюнуть в нее, но смог лишь слабо вздохнуть.
Зоя прошла в комнату с иконами. Сняв Богородицу со стены, она спрятала ее в складках одежды.
Женщина улыбнулась и направилась к двери, где ее ожидали слуги, чтобы выпустить наружу. Ей удалось отомстить. Все прошло безупречно. Это было забавно, слаще, чем мед, и быстрее, чем развеивается в воздухе аромат жасмина.
В последний день апреля следующего, 1274 года, Энрико Паломбара стоял во внутреннем дворике своей виллы, расположенной в полутора километрах от Ватикана. Воздух был прозрачен, как бывает только солнечным весенним днем. До засушливой летней жары было еще далеко. На фоне бледно-желтых стен виллы молодые виноградные листья сплетались в ажурное зеленое кружево. А звук льющейся воды походил на непрерывную музыку.
Энрико слышал щебет птиц, устраивающих гнезда под карнизом дома. Он любил их усердную суету, словно они не могли себе даже представить, что что-то пойдет не так. Птицы не молились, как люди, поэтому их не пугала тишина, служившая ответом на просьбы.
Паломбара повернулся и вошел в дом. Пора предстать перед папой. За ним послали, и он не должен опаздывать. Энрико не знал причины, по которой Григорий Десятый пожелал с ним говорить, но искренне надеялся, что ему снова выпадет шанс вернуться на службу – и не просто секретарем или помощником какого-нибудь кардинала.
Он ускорил шаг. Длинная епископская сутана развевалась на ветру. Мужчина кивал встречным, время от времени обмениваясь приветствиями со знакомыми, но все его мысли были о предстоящей встрече. Возможно, его пошлют в качестве папского легата к одному из европейских дворов – в Арагон, Кастилию, Португалию или, что лучше всего, в Священную Римскую империю. Подобное назначение сулило огромные возможности. Благодаря такому заданию можно сделать превосходную карьеру, может быть, даже занять папский престол. Урбан Четвертый, до того как его избрали папой, был папским легатом.
