Ему пришла в голову мысль, что организм берет курс не только на смерть, но и на физическую деформацию, говоря по-простому — уродство. Невидимый скульптор как бы комкает собственное творение, злобно облепляет ошметьями лишней плоти, метит, как леопарда, пигментными пятнами, превращая несчастного в ходячую (хорошо, если), а не лежачую прореху, как писал великий Гоголь, на теле человечества. Она права, опустил голову Объемов, я бродячая прореха на теле человечества, а человечество… прореха на теле Бога. Неведомый дед тоже прав! Господь, обливаясь слезами, штопает прореху по живому, потому иначе заштопать ее невозможно! У Господа нет для нас других ниток, кроме смерти!
— Тихо умереть во сне, — пробормотал Объемов, покосившись на свои обтрепанные, с узлами на шнурках кроссовки. — Вот счастье, вот… права!
Но Каролина, не дослушав, вдруг рассмеялась, прикрыв ладонью рот, где, по всей видимости, в моменты смеха открывались пропуски (прорехи?) в зубах.
— Я сказал что-то смешное?
Предполагаемый стоматологический дефект во внешности буфетчицы странным образом придал ему уверенности. Я еще могу мечтать, с хрустом распрямил спину Объемов, что женюсь на молодой, заведу детей, а вот она…
— Мне позвонили снизу, сказали, чтобы я записала фамилию кто придет ужинать. Извините, как ваша фамилия?
Началось, поморщился Объемов, сейчас выяснится, что никто для меня ничего не заказывал, и вообще, кто я такой… Бабья злоба — она как… кислота разъедает мир, пятнает его… прорехами, куда проваливаются несчастные мужики.
— Объемов, — упавшим голосом произнес он. — Согласен, неожиданная фамилия. В словаре Даля…
— А мне, — прыснула в прижатую к губам ладонь Каролина, — послышалось, извините… Объ…
— Знаю, что тебе послышалось, — недовольно оборвал ее Объемов.
В неискоренимом стремлении собеседников переделать его фамилию на непристойный лад он усматривал изначальную испорченность рода человеческого. Объемов вдруг вспомнил, как в библиотеке пытался уточнить фамилию одного забытого писателя. Какую-то он тогда писал статью о советской литературе. На «Ш», сказал он симпатичной интеллигентной библиотекарше, и вроде бы из трех букв… «Шуй?» — немедленно предположила та. Фамилия писателя оказалась — Шим.
— Я еще подумала, как же человек с такой фамилией живет? — продолжила Каролина.
— На девятом этаже, — открыл дверь в холл Объемов, — в девятьсот седьмом номере.
2.
Еще сквозь серебристые двери спускающегося лифта он услышал копытливый (по Есенину) стук каблуков по обнажившейся плитке. (В коридоре на третьем этаже меняли ковровое покрытие.) Победительную уверенность, ножной размах, отчаянную (а пропади все пропадом!) женскую отвагу услышал Объемов в этом стуке. Так могла идти неведомая Олеся по вызову вознамерившегося ахнуть постояльца
