— В какую… воду? — запнулся Объемов.
— Я про новый мир, — хлопнула глазами буфетчица, — который сейчас.
— За этот мир Гитлер не сражался, — возразил Объемов. — Он бы точно ему не понравился.
— А что дед будет жить долго, угадал, — быстро нашлась буфетчица.
Похоже, она не сомневалась, что любые произнесенные слова автоматически, на лету наполняются смыслом, а поэтому не имеет большого значения, какие именно слова вылетают у нее изо рта.
— Тут не поспоришь, — развел руками Объемов.
Он вдруг засомневался в существовании уманского деда. Частицей ландшафта стремительно меняющегося мира показался ему загадочный дед. Белоруссия уже не Россия, а наследница Великого Литовского княжества, той самой Белой (европейской) Руси, которую кроваво и тупо задавила Русь черная, московская, татаро-монгольская и угро-финская. Украина ревет и стонет от ненависти к России. Европа — в маразме, мигрантах, толерантности и отказе от христианской веры. А Гитлер… Гитлер, конечно, душегуб, злодей, преступник номер один, как справедливо указывали советские историки, но ведь и к нему сейчас отношение меняется. В Прибалтике, например, или на той же Украине… И про Румынию он что-то такое читал. Уманский дед, подумал писатель Василий Объемов, сродни тыняновскому поручику Киже или товарищу Огилви из «1984» Оруэлла. Эти персонажи — не из текущей жизни. Они фантомы жизни новой и страшной, которая в данный исторический момент замещает привычную текущую, давит и месит ее, как скульптор глину. Однако не стал делиться с Каролиной сложной и спорной мыслью.
— Ленин тоже, — почти весело подмигнул ей Объемов, — в воду смотрел, а что видел?
— Что? — растерялась буфетная дама.
— Коммунизм! — назидательно произнес писатель. — А где он?
— Где? — Она, как изваяние, замерла над его головой с пустой тарелкой в руке.
— Там же, где и тот мир, за который сражался Гитлер, — многозначительно понизил голос Объемов. — Нигде и… везде! — осторожно увел голову из-под летающей тарелки.
— В Умани возле кино «Салют» стоял памятник Ленину, — легко, как черная бабочка, перелетела с Гитлера на вождя мирового пролетариата буфетчица. — Сломали. Только нога в штанине как кочерга осталась торчать. Ботинок в желтый потом покрасили, а штанину — в голубой. Голову лысую в парк, в павильон ужасов, откатили.
— Не повезло Ильичу.
Объемову вдруг сделалось как-то тревожно. Как и всегда, когда он слышал то, что не хотел слышать, или был вынужден говорить о том, о чем не хотел говорить, но о чем постоянно и безытогово думал.
