— Пропадем мы в тундре, если не одумаемся. Не надо было раздавать оленей! — отрубил Тутай. — Все знали, что олени — собственность нашей семьи. Издревле. Наш предок в войне с коряками отбил у них стадо и пригнал сюда, на водораздел Курупки. Жил и кормил множество тундрового народа, позволял им пасти своих личных оленей на своих пастбищах. Это прапрадед, потом и прадед, и деды наши владели, и ни у кого не было сомнений. Когда американцы вознамерились купить наших оленей, чтобы разводить их на Аляске, мой дед сказал: «Это все равно что нас самих купить». И не продал ни одного оленя, хотя ему предлагали большие деньги. Потом пришла коллективизация. Деда арестовали, увезли. Сделали сначала товарищество, потом колхоз. Но все знали, чьи изначально олени. А когда дед вернулся, собрались в нашей яранге все пастухи и бригадир Эттувги, он же секретарь парткома нашего стойбища, и сообщили ему, как берегли и умножали стадо. Дед сильно похвалил всех и одарил каждого пятью важенками! Все знали, что эти государственные, совхозные олени на самом деле — его! Его звали Тымнэкэргытагин. Мы его похоронили у Святилища, которое недавно продали… Эх, что мы делаем!
Вертолетчики заторопились.
Пэлят кинул последний взгляд в иллюминатор, на три яранги, покрытые белой оленьей замшей, на одинокую фигурку Тутая, стоявшего у своего древнего жилища в камуфляжной куртке и в ярко-красных японских резиновых сапогах, и почувствовал тоскливое бессилие от невозможности помочь этим несчастным людям.
В Кытрыне его тотчас позвали к телефону.
Ожидался самолет из Нома с представителем правительства США Робертом Карпентером. Надо было ехать встречать гостя. Но прежде глава местного районного Совета Франтов пригласил Пэлята на обед. Столовая располагалась в здании полуразвалившейся гостиницы. В углах пустого обеденного зала открыто копошились крысы. Стол был накрыт в так называемом баре, специальном закутке, когда-то предназначавшемся для кормления высшего местного начальства и знатных гостей. На полках красовались бутылки самого разного калибра, пиво в банках и в бутылках, во вместительных емкостях в виде бочонков. Пэлят прекрасно знал, что большая часть этих напитков самая настоящая отрава, основу их составлял неочищенный спирт китайского и еще черт знает какого происхождения.
К трапезе присоединились Михаил Меленский и Владимир Чейвун, высокий красивый мужчина в зрелых летах, с небольшими холеными усиками, владелец и капитан морского суденышка типа «дора», на котором предполагалось плыть в бухту Гуврэль встречать американского гостя. Владимир происходил из Нунакмуна, там прошло его детство, и он был типичным морским охотником. Из местных жителей, он один из немногих всерьез воспринял позволение новых российских властей жить по собственному разумению. Он отделился от кооператива «Нувукан» и построил охотничий домик в бухте Пинакуль, на противоположном от районного центра берегу залива Кытрын.
