Девочка – чёрный комикс, ну Птица Феникс,
ну вся прижизненный анекдот.
Девочка – чёрный оникс, поганый веник-с,
и яд себе же, и антидот.
Девочка – двадцать конниц, две сотни пленниц,
кто раз увидит, тот пропадёт.
Девка странна малёхо – не щеголиха,
а дядька с крыльями за
плечом.
Девочка-как-всё-плохо, гляди, фунт лиха,
вот интересно, а он почём.
Девочка – поволока, и повилика —
мы обручим, то есть обречём.
Думает, что при деле: сложила дули
и всем показывает, вертя.
Все о любви трындели, и все надули,
грудную клетку изрешетя.
Двадцать один годок через две недели, не на беду ли
она дурачится, как дитя.
И пока, Вера, у тебя тут молодость апельсиновая,
И подруги твои сиятельны и смешливы, —
Время маму твою баюкает, обессиливая.
– Как её самочувствие? – Да пошли вы.
И пока, Вера, ты фехтуешь, глумясь и ёрничая,
Или глушишь портвейн с ребятами, пригорюнясь,
Время ходит с совочком, шаркая, словно горничная,
И прибирает за вами юность.
И пока, Вера, ты над паззлом исходишь щёлочью,
Силишься всю собрать себя по деталькам, —
Твой двадцать первый март поправляет чёлочку.
Посыпает ладони тальком.
Время быстро идёт, мнёт морды его ступня.
И поёт оно так зловеще, как Птица Рух.
Я тут крикнула в трубку – Катя! – а на меня
Обернулась старуха, вся обратилась в слух.
Я подумала – вот подстава-то, у старух
Наши, девичьи, имена.
Нас вот так же, как их, рассадят по вертелам,
Повращают, прожгут, протащат через года,
И мы будем квартировать по своим телам,
Пока Боженька нас не выселит
В никуда.
Какой-нибудь дымный, муторный кабинет.
Какой-нибудь длинный, сумрачный перегон.
А писать надо так, как будто бы смерти нет.
Как будто бы смерть – пустой стариковский гон.
