Непоэмание | страница 23

Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю

Будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься.

Я не ведаю, чем закончится эта ложь вся;

Я не то чтоб уже серьёзно тебя люблю —

Но мне нравится почему-то, как ты смеёшься.

Я не то чтоб тебе жена, но вот где-то в шесть

Говори со мной под шипение сигаретки.

Чтоб я думала, что не зря к тебе – бунты редки —

Я катаюсь туда-сюда по зеленой ветке,

Словно она большой стриптизёрский шест.

Я не то чтобы ставлю всё – тут у нас не ралли,

Хотя зрелищности б завидовал даже Гиннесс.

Не встреваю, под нос не тычу свою богинность —

Но хочу, чтоб давали больше, чем забирали;

Чтобы радовали – в конце концов, не пора ли.

Нас так мало ещё, так робко – побереги нас.

Я не то чтоб себя жалею, как малолетки,

Пузырём надувая жвачку своей печали.

Но мы стали куда циничнее, чем вначале —

Чем те детки, что насыпали в ладонь таблетки

И тихонько молились: «Только бы откачали».

Я не то чтоб не сплю – да нет, всего где-то ночи с две.

Тысячи четвёртого.

Я лунатик – сонаты Людвига.

Да хранит тебя Бог от боли, от зверя лютого,

От недоброго глаза и полевого лютика —

Иногда так и щиплет в горле от «я люблю тебя»,

Еле слышно произносимого – в одиночестве.

В Баие нынче закат, и пена

Шипит как пунш в океаньей пасти.

И та, высокая, вдохновенна

И в волосах её рдеет счастье.

А цепь следов на снегу – как вена

Через запястье.

Ты успеваешь на рейс, там мельком

Заглянут в паспорт, в глаза, в карманы.

Сезон дождей – вот ещё неделька,

И утра сделаются туманны.

А ледяная крупа – подделка

Небесной манны.

И ты уйдёшь, и совсем иной

Наступит мир, как для иностранца.

И та, высокая, будет в трансе,

И будет, что характерно, мной.

И сумерки за твоей спиной

Сомкнёт пространство.

В Баие тихо. Пройдёт минута,

Машина всхлипнет тепло и тало.

И словно пульс в голове зажмут, а

Между рёбер – кусок металла.

И есть ли смысл объяснять кому-то,

Как я устала.

И той, высокой, прибой вспоровшей,

Уже спохватятся; хлынет сальса.

Декабрь спрячет свой скомороший

Наряд под ватное одеяльце.

И всё закончится, мой хороший.

А ты боялся.

Эльвира Павловна, столица не изменяется в лице. И день, растягиваясь, длится, так ровно, как при мертвеце электро-кардиограф чертит зелёное пустое дно. Зимою не боишься смерти – с ней делаешься заодно.

Эльвира Павловна, тут малость похолодало, всюду лёд. И что-то для меня сломалось, когда Вы сели в самолёт; не уезжали бы – могли же. Зря всемогущий Демиург не сотворил немного ближе Москву и Екатеринбург. Без Вас тут погибаешь скоро от гулкой мерзлоты в душе; по телевизору актёры, политики, пресс-атташе – их лица приторны и лживы, а взгляды источают яд.