— Но где он? Что с ним сталось?
— О ком вы говорите, милорд?
— Ты прекрасно это знаешь, юный обманщик. Я говорю об Аллане Клере, твоем друге и сообщнике.
— Я увидел Аллана Клера в первый раз позавчера.
— Но какова наглость, великий Боже! Эти теперешние простолюдины осмеливаются лгать нам в лицо! Ни веры, ни почтения нет с тех пор, как детей стали учить читать всякую писанину и выводить на бумаге каракули! Даже моя дочь заразилась этим пороком: она общается с помощью дьявольских письмён с этим ничтожеством Алланом Клером. Прекрасно! Раз ты не знаешь, где прячется этот негодяй, помоги мне догадаться, где он может быть, и в награду я обещаю тебе свободу.
— Милорд, у меня нет привычки тратить время на отгадывание загадок.
— Ну что ж! Придется мне заставить тебя посвящать этому полезному занятию по нескольку часов в день. Эй, Лэмбик, посади этого бульдога снова на цепь, и, если он опять убежит, пусть Бог спасет тебя от виселицы!
— Нет, от меня он не убежит, — ответил сержант, силясь улыбнуться.
— Ну, ступай, да нс забывай о не репке!
Сержант попел Робина по переходам и лестницам и привел к маленькой дверце, ведущей в узкий коридор; здесь он взял из рук посланного вперед слуги горящий факел и втолкнул Робина в чулан, вся обстановка которого состояла лишь из охапки соломы.
Наш юный лесник огляделся: более отвратительного места, чем эта камера, нельзя было себе представить; выход был только один — дверь из толстых досок, обитых железом, — как отсюда выбраться? Он искал в уме способ, который сделал бы тщетными все предосторожности, принятые его тюремщиком, и ничего не мог придумать, но неожиданно разглядел в темном коридоре, позади солдат, чистые и ясные глаза Хэлберта. Вид этого мальчика вселил в него надежду, и он уже не сомневался в том, что скоро освободится, раз о его спасении пекутся преданные сердца.
— Вот ваша спальня, — сказал Лэмбик, — входите, сударь, и оставьте печаль. Мы все должны однажды умереть, вы ведь знаете; а случится это сегодня, завтра или позже — какая разница? Да и каким образом — тоже все равно: умереть всегда значит умереть.
— Вы правы, сержант, — спокойно ответил Робин, — я понимаю, что вам все равно, как умереть: собакой вы жили, собакой и умрете.
Говоря это, Робин искоса поглядывал веще незатворенную дверь, пытаясь рассмотреть, где и как стоят солдаты. Слуга, отдавший Лэмбику факел, уже ушел, юный Хэлберт тоже; разбитые усталостью солдаты (их было четверо) стояли, небрежно опершись о стены и не прислушиваясь к тому, о чем их командир разговаривал с пленником.
