Эгберт молчал: он был ни жив ни мертв.
— Ответь мне, какая подлая корысть тебя заставила помочь бежать этому преступнику? Я спрашиваю тебя без гнева, и ответь мне без страха. Я добр и справедлив, и, быть может, если ты признаешь свою вину, я прощу тебя.
Напрасно барон разыгрывал добродушие. Эгберт по опыту знал, что верить в его искренность не следует, и, по-прежнему полумертвый от страха, продолжал молчать.
— А! Глупые рабы! — неожиданно воскликнул Фиц-Олвин. — Спорю, что ни одному из вас и в голову не пришло предупредить привратника о том, что произошло! Живо, живо, пусть кто-нибудь из вас передаст Герберту Линдсею от моего имени приказ поднять мост и запереть все ворота.
Один из солдат тотчас же побежал передавать приказ, но заблудился в темных переходах тюрьмы и свалился вниз головой в открытый люк подземелья; он разбился насмерть, но этого несчастного случая никто не заметил, и поэтому беглецы спокойно вышли из замка.
— Милорд, — сказал один из солдат, — когда мы сюда шли, мне показалось, что в конце галереи, ведущей в часовню, я видел свет факела.
— И ты до сих пор ничего мне не говорил! — вскричал барон. — Ох, эти негодяи поклялись изжарить меня на медленном огне! Но они умрут раньше меня, — добавил он, задыхаясь от гнева, — да, вы умрете раньше меня, и я придумаю для вас ужасную казнь, если не поймаю этого нечестивца, вместо которого для начала будет повешен Эгберт.
Произнеся это, Фиц-Олвин вырвал факел из рук одного из солдат и бросился в часовню. Кристабель стояла перед могилой матери и, казалось, целиком была погружена в молитву.
— Обыщите все углы и закоулки и приведите его живым или мертвым! — закричал барон.
Солдаты повиновались.
— А вы что здесь делаете, дочь моя?
— Молюсь, отец.
— И конечно, молитесь за этого нечестивца, заслуживающего виселицы?!
— Я молюсь за вас у могилы матери, разве вы не видите?
— Где ваш сообщник?
— Какой сообщник?
— Этот предатель, Аллан.
— Не знаю.
— Вы меня обманываете, он здесь.
— Я никогда вас не обманывала, отец.
Барон внимательно всмотрелся в бледное лицо дочери.
— Ни того ни другого не нашли, — сказал подошедший солдат.
— Ни того ни другого? — повторил Фиц-Олвин, начавший догадываться о бегстве Робина.
— Ну да, милорд, ни того ни другого. А разве не о двух убежавших пленниках шла речь?
Придя в полное отчаяние от того, что от него ускользнул Робин, наглый Робин, который осмелился перечить ему и от которого он надеялся пытками вырвать достоверные сведения об Аллане, барон опустил свою широкую ладонь на плечо проговорившегося солдата и сказал:
