Робин, чувствуя, что он цел и невредим, воспользовался задумчивостью часовою, чтобы уйти подальше, и мри лом тоже не поинтересовался причиной грохота. А между тем он избежал ужасной опасности: одна из отдушин подземелья находилась прямо под окном его камеры и люк не был закрыт; падая, Робин случайно задел его ногой, и крышка захлопнулась; не случись этого, он исчез бы навеки в подземелье. Счастливым обстоятельством оказалось и то, что крышка не была закрыта: если бы он спрыгнул на нее, то она выдала бы его гулким звучанием и ему не удалось бы ускользнуть от часового.
Счастье ему не изменило, и он быстро и бесшумно пошел по пути, который описала ему Мод.
Как ему объяснила девушка, налево от него оказалась отворенная дверь, он вошел в нее, поднялся но лестнице и оказался в галерее, а пройдя ее, — в длиннейшем коридоре.
Дойдя до того места, где коридор разветвлялся, Робин, осторожно нащупав ногой путь и проведя рукой но стене, чтобы не заблудиться, вдруг услышал чей-то шепот:
— Кто тут? Что вы здесь делаете?
Робин прижался к стене, задержав дыхание. Незнакомец тоже остановился и, шаря вокруг себя мечом, пытался понять, откуда исходит шум, который он услышал.
— Наверное, дверь скрипнула, — произнес любитель ночных прогулок и продолжил свой путь.
Справедливо решив, что с помощью вожатого ему будет проще выбраться из лабиринта, где он блуждает уже дольше четверти часа, Робин на почтительном расстоянии последовал за незнакомцем.
Вскоре этот человек исчез за какой-то дверью.
Дверь вела в часовню.
Робин, ускорив шаг, проскользнул за неизвестным и бесшумно притаился за одной из колонн.
Луна бросала пятна белого света сквозь окна на пол, и было видно, что у одного из надгробий молится женщина, скрытая вуалью; незнакомец в монашеском платье с беспокойством оглядел все помещение; увидев женщину под вуалью, он едва сдержался чтобы не вскрикнуть от радости, прошел через неф и, молитвенно сложив руки, подошел к ней. Услышав его шаги, женщина подняла голову и посмотрела на него, дрожа то от страха, то от волнения.
— Кристабель! — тихо окликнул ее монах.
Девушка встала, румянец залил ее щеки, и, бросившись в объятия, раскрытые молодым человеком, она воскликнула с невыразимой радостью:
— Аллан! Аллан! О дорогой мой Аллан!
