Юноша растрогался, на глаза его навернулись слезы, но он постарался сдержаться, чтобы еще больше не расстраивать старика, отвернулся, вытер слезы тыльной стороной ладони и сказал почти веселым тоном:
— Не касайтесь больше таких печальных вещей, отец; мысль о разлуке, чем бы она ни была вызвана, делает меня слабым, как женщина, а слабость не пристала мужчине. (Он полагал, что уже стал мужчиной.) Без сомнения, в один прекрасный день я все узнаю о себе, а не узнаю — так это не помешает мне ни спокойно спать, ни просыпаться с радостью. Черт побери! Пусть мне и не известно мое настоящее имя, благородное оно или нет, но зато я знаю, кем хочу быть: я хочу быть лучшим стрелком, который когда-либо выпускал стрелу по лани в Шервудском лесу.
— А вы уже и есть лучший стрелок, сэр Робин, — с гордостью отвечал Гилберт. — Разве не я ваш учитель? Ну, трогай, Джип, мой славный пони, — добавил старик, садясь в седло, — мне нужно поскорее съездить в Мансфилд-Вудхауз и вернуться, а то у Мэгги от беспокойства лицо вытянется и станет подобным самой длинной из моих стрел. А ты пока, мальчик, упражняйся и станешь таким же метким, каким был Гилберт Хэд в свои лучшие годы… До свидания.
Некоторое время Робин развлекался тем, что простреливал листья на вершинах самых высоких деревьев, потом ему это занятие надоело, он улегся на полянке в тени и мысленно восстановил слово за словом весь разговор с приемным отцом. Робин совершенно не знал окружающего мира, и его желания не выходили за пределы того, что могла ему дать жизнь под крышей лесника; наивысшим счастьем для него было свободно охотиться в Шервудском лесу, полном дичи; что могло для него значить, кем он будет: знатным человеком или простолюдином?
Где-то рядом послышался шорох листьев и треск ветвей, и это вывело юного охотника из задумчивости; он поднял голову и увидел, что из кустов выскочила лань, промелькнула на поляне и тотчас скрылась it чаше леса.
Первым движением Робина было броситься за ланью, натянув тетиву, но, прежде чем кинуться в погоню, он случайно, а может быть, влекомый инстинктом охотника, посмотрел в ту сторону, откуда появилось животное, и увидел, что в нескольких туазах от него, за пригорком, возвышающимся над дорогой, притаился человек; оставаясь невидимым, он мог наблюдать за всем, что происходило на дороге; он настороженно вглядывался вдаль, держа наготове стрелу.
По одежде он походил на простого лесника, который хорошо знает повадки диких зверей и мирно охотится, поджидая добычу в засаде. Но если это на самом деле охота, причем охота на ланей, отчего же он не преследует поспешно свою добычу? Зачем же он спрятался в засаде? Быть может, это убийца и караулит он путников?
