— Давайте вы сейчас постоите здесь и посмотрите, смогу ли я справиться с этим замком, — сказала Ребекка.
У нее был надменный, практически идеальный выговор, вроде того, который можно услышать в фильмах, действие которых происходит во Франции или в роскошных отелях Манхэттена. Континентальный акцент? В реальной жизни я никогда не слышала, чтобы кто-то так говорил. В таком месте, как «Мурхед», это казалось абсурдным. Вообразите благовоспитанный тон британской аристократки, вежливо отдающей приказ своей горничной. Я стояла, прислонившись спиной к одному из шкафчиков в ряду, пока она вращала колесико цифрового замка.
— Тридцать два, двадцать четыре, тридцать четыре, — вслух проговаривала Ребекка. — Как занятно, практически мои параметры в дюймах[9].
Она рассмеялась и с лязгом открыла дверцу шкафчика, потянув ее на себя. Мои собственные параметры были еще меньше. Мы обе замерли, а потом, как будто были идеально синхронизированными отражениями друг друга, посмотрели каждая на собственную грудь, потом — на грудь другой. Затем Ребекка сказала:
— Я предпочитаю иметь грудь такого вида, а вы? Женщины с большими бюстами часто ужасно застенчивы. А если нет, то они думают, что их фигура — самое важное в жизни. Смехотворно.
Я подумала о Джоани, о ее бросающейся в глаза фигуре, привлекавшей все взгляды. Должно быть, я изменилась в лице или покраснела, потому что Ребекка добавила:
— О, я вас смутила?
Ее откровенность показалась мне неподдельной. Мы обменялись улыбками.
— Бюст, — продолжила она, пожимая плечами и глядя на свои маленькие груди. — Кому до него есть дело? — Она рассмеялась, подмигнула мне, потом повернулась к своему шкафчику и снова принялась вертеть колесико замка.
Быть может, только молодые женщины с такой же непостоянной и трагической натурой, как моя, поймут, что особенного было в этом моем обмене репликами с Ребеккой — настолько, чтобы это могло объединить двух людей в некоем подобии заговора. После стольких лет скрытности и стыда, в этот единственный момент рядом с нею, вся моя горечь утихла, я получила законное подтверждение того, что имею право на существование — даже с таким телом. На меня снизошло такое ощущение общности и благоговения, что можно было подумать, будто у меня никогда не было подруг. У меня их на самом деле не было. Все, что у меня было, — это Сьюзи, или Элис, или Мэрибел, выдумки, воображаемые девушки, имена которых я использовала, чтобы лгать отцу о причинах своих отлучек; мои собственные темные призраки.
