— Постой, постой! Чего он там мелет?..
Зал только что кончил аплодировать студенту, сумевшему очень хорошо и точно проанализировать фильм. На трибуне грузно и самоуверенно появился новый оратор:
— Эти овации я лично расцениваю как организованное выступление группы так называемых советских студентов, поддерживающих буржуазные реакционные взгляды на искусство вообще! Искусство здесь и не ночевало!
— А ты сегодня, Миша, где ночевал?
Оратор осекся.
— Я? Товарищи, прекратите меня сбивать! Вот вы сейчас, все те, кто мешает нам проводить этот интересный диспут, похожи на того, кто штопором ввинчивается в межу. Поняли, надеюсь, что я этим хочу сказать?
— Нет! Переведи, что ты этим хочешь сказать? — выкрикнул все тот же голос.
— Я хочу этим сказать, что это чистой воды формализм! Теперь, надеюсь, поняли? А вы, безрассудные сосунки, мешаете моему выступлению и ничего-то за красивостью оператора Демуцкого не увидели! А надо бы увидеть! Подобные фильмы уводят нас от нашей целеустремленной жизни вы знаете куда? Туда! — Широким театральным жестом он показал куда-то в сторону и назад за экран…
Каждое подобное выступление, как правило, кончалось стереотипно:
— Да знаете ли вы, к чему может привести ваше безрассудство?
Борис наклонился ко мне:
— А ты понял, почему они так выступают? Здесь вовсе дело не в «Земле», здесь все гораздо глубже — бездарность, пошлость, лицемерие дает бой всему чистому и талантливому! Понял?
— Борис, неужели ты им не ответишь? — от волнения меня колотила дрожь.
— Отвечу! Отвечу! Подожди немного — вот сейчас зацеплюсь, а потом пусть полязгают зубами…
Я заметил, что Борис не был спокоен. Он волновался не меньше меня. И только силой воли сдерживал себя, чтобы не сорваться и не ляпнуть чего-нибудь непростительного с места.
— Да знаете ли вы, к чему это может привести?..
— Долой, долой!
Свист и топот встал стеной и продолжался до тех пор, пока оратор не сошел с трибуны. Но тут же его сменил другой, и снова потоки «обличения» И снова топот и свист…
Борис встал и поднял руку:
— Прошу слова!
Я пожал ему руку и тихо напутствовал, страшно волнуясь, будто бы сам шел выступать на эту неспокойную трибуну.
— Ни пуха!
Зал предчувствуя что-то интересное, по-доброму загудел.
— А ну-ка! Выдай им, Горбайтер! — во весь голос снова гаркнул тот с места.
Спокойно поднявшись на трибуну, Борис улыбнулся, поднял как бы для приветствия зала руку, и вдруг сошел с трибуны.
— Разрешите мне так выступить — отсюда, а то там тесновато как-то.
