— Как звать-то тебя, паря?
— Юлька!
— Поедем с нами, Юлька, белых офицеров колошматить?
Глаза у Юльки заблестели — загорелись:
— А винтовку мне дадите?
— И винтовку, и шашку, и гранаты… А сапоги у тебя есть?
— Есть, но очень старые! Поношенные…
— Как только отобьем у белых — все получишь сполна. А пока будешь на подхвате — помогать, значит, пулеметчику с лентами орудовать.
— У меня есть ружье. Я диких уток стрелял на речке.
И Юлька показал свою заветную берданку и патронташ, полный патронов.
Нетрудно было взбаламутить мальчишке голову, да и сами красногвардейцы не так далеко от него ушли. Наутро, чуть рассвело, Юлька со своей берданкой и патронташем, с красной лентой на кепчонке, свесив ноги, сидел на пулеметной тачанке с горящими, как спички, глазами. Мама проплакала всю ночь, уговаривая сына, поняла, что от судьбы не уйдешь, и на прощание благословила его, встав на колени, когда тачанка выезжала за ворота…
После небольшого затишья нагрянул на наш хутор еще один отряд красных. Эти были мрачные, озлобленные. Все время чего-то искали. Отбирали хлеб, живность — лошадей, коров… У нашей хозяйки угнали со двора единственную корову. Она бросилась, рыдая и причитая, корове на шею:
— Убивайте меня! Не отдам свою кормилицу!
Ее оттащили и бросили на солому в беспамятстве.
Успокаивая хозяйку, мама обещала ей похлопотать перед начальством в уездном городке Николаевске, который только-только что заняли красные. На рассвете мама, прихватив меня, отправилась туда. Только к вечеру всеми правдами и неправдами мама пробилась к главному командиру. Он находился в большом доме с колоннами, под охраной двух пулеметчиков с «максимом».
После длинного разговора высокий, похожий на цыгана солдат ввел нас с мамой в комнату, где за самоваром сидел усатый, перепоясанный ремнями военный.
— Товарищ командир! Жалобщики к вам!
— Чем могу вам помочь? — обернулся к нам военный.
— Корову, последнюю, единственную, увели у нас вчера ваши солдаты…
Мама прижимала мою голову к себе, а я старался высвободиться и из-под ее руки, рассмотреть усатого командира.
— Какие же они наши? Это сукины дети! Мерзавцы! Таких мародеров мы расстреливаем… Прими меры, чтобы вернули этой женщине корову и наказали этих мерзавцев! — обратился он к провожатому.
— Идите домой! Все будет хорошо. Если не успели съесть ваше сокровище. Уверен — еще не успели! — он встал, положил руку мне на голову, погладил и сказал:
— Хорошо, мамаша, что вовремя пришли! Идите спокойно домой! Вернется ваша буренка! До свиданья!
