— Эти послушницы… они не только передают письма. Нет! Они — слуги юношеской любви! Жила как-то монашка в монастыре Сан Джакомо ди Галиция, неподалеку от нас на этом острове. Она жаждала вновь увидеть своего возлюбленного. Послушница, которая ей помогала, просчитала, что кладовая, расположенная у канала, — идеальное место для встреч. И они стали вместе рыть подкоп под одной из боковых стен. С помощью садовой лопаты они копали все глубже и глубже. Через месяц подкоп был готов.
— Но неужели никто из заходивших в кладовую не замечал подкоп? — удивилась я.
— Никто. Они завалили его огромным камнем, который отодвигали, когда приходили копать. Возлюбленный монашки мог выходить и прятаться по нескольку дней — иногда недель! Как ей повезло!
Я ухватилась за эту историю. Сама готова была рыть свой тайный ход.
— Voilà[41]. Вот я и заставила тебя улыбнуться, Катерина. Этого я и добивалась.
Марина встала проводить меня до дверей, давая понять, что время моего визита истекло. Но я почему-то уже уходить не торопилась. Мне хотелось быть рядом с ней. Она притягивала меня своим умением контролировать ситуацию, господством над правилами, волшебной красотой. Я представить себе не могла, как вернусь в свою одинокую келью.
— Пойдем, Катерина. Через несколько часов будут бить колокола к заутрене. Посидишь на рассвете в этой холодной церкви — пожалеешь, что осталась сплетничать со мной!
— А почему вы здесь? — внезапно поинтересовалась я. Этот вопрос не давал мне покоя с тех пор, как я вошла в келью. И даже больше: с тех пор, как я впервые заметила ее в трапезной, без апостольника, с украшениями в волосах. — Кажется, что вам… вам не место в монастыре. — Я зарделась от собственной дерзости.
— Ради свободы, — дьявольски улыбнулась она. — Чтобы поступать так, как мне заблагорассудится.
Не такой ответ я ожидала услышать. Но я чувствовала, что она не лукавит.
Я нашла свою ниточку к дому. Одна из послушниц, Кончитта, отнесла мое первое письмо Джакомо. Кончитта была несговорчивой вдовой рыбака. Она постоянно жаловалась.
— Синьорина, хватит уже бумагу марать, давайте сюда ваше письмо! Аббатиса мне голову оторвет, если я опоздаю! — Я написала целую поэму на семь листов и продолжала дописывать, когда она вырвала у меня последний лист.
— Che pazzesca, — пробормотала она, выходя из моей кельи. «Безумная девчонка!»
И она была права: я весь день была не в себе от волнения, что мое письмо дойдет до Джакомо, от нетерпеливого ожидания получить от него весточку — может быть, уже через несколько часов!
