А в это время из утробы моей неслись иные звуки. Я освобождался от тяжкого груза, что бы взлететь. Я скидывал ненужный балласт — громыхал каменьями слов! Я благодарил этот мир за радушный прием.
Кто это был? Что за существо нечеловеческим рыком нарушил покой, взорвал, наконец, бомбу, что носил всю жизнь под сердцем.
Зверь сцеживал яд…
Он глумился над Димкой и Верой. Он бессмысленно таращился в пустоту и хрипел: «Теперь мы все повязаны! семейка сифилитиков! Здравствуйте дети, к вам пришел ваш папочка!.. хороший папа, добрый папа!.. Он наградил вас подарочком тетушки Венеры! Ха! С кем вы связались, милые… кого пригрели на груди своей!». Он кашлял и захлебывался словами: «Мышиная любовь, игрушечное коварство… все, все, все! — не настоящее! Кокон! Крепко ты повязал меня… кокон, сотканный из страстей и лжи! Я ободрал о тебя свои пальцы. Я сегодня порву тебя!».
Я очнулся от звука собственного голоса. Я кашлял и хрипел в пустоту. Я увидел безобразие этого мира. Наглый холодный неоновый светильник окрашивал предметы оскорбительным светом. Всё выпирает — торчит! Перед носом — опрокинутый стакан. Нагромождение ненужных предметов: ящики, бутылки, цветастая мишура каких-то наклеек. Всё это множится в отблеске стекла витрины. Димка в упор смотрит на меня. Капустина нет. Вера, бледная, как полотно, вся сжалась, уменьшилась, как-то неестественно согнулась…
— Никаких детей от тебя не будет… — еле слышно сказала она, — ничего уже больше не будет.
Я испугался. Это — конец. Мир отторгает инородное тело.
— Я что-то говорил сейчас… что? Что?!
Димка, полный решимости, постоять за семью, незаметно сунул ломик в рукав. Трезво и зло посмотрел на меня.
— Пошли.
— Что?.. а… конечно… пора!
Я с усилием поднялся. Меня мотнуло на ящики, раздался звон бутылок…
Мы вышли в темноту. Медленно шли по снегу к знакомому пустырю. Зверь крался за нами… дышал в спины…
— Дальше не пойду, — сказал я, — давай здесь.
Когда мы встали друг перед другом, ломик выскользнул у Димки из трясущихся рук. Всё существо его трепетало от ненависти и страха. Он ударил меня, но я обхватил его, пытаясь вцепиться в горло. Пальцы не слушались. Мы рухнули на колени в снег. Он стал неуклюже и бестолково махаться руками, доставая меня по бокам и спине. Я чувствовал, как он быстро выдыхается. В голове звучала мелодия, та — божественная мелодия. Я оттолкнул его: «Всё! Бал закончен!»
Когда мы расцепились, он наткнулся на мой взгляд.
Его впервые в жизни коснулось нечто неведомое, потустороннее, страшное. Что-то неземное бессмысленное сквозило во взгляде. Он будто заглянул в иной мир, в бесконечный, жуткий колодец, на дне которого поблескивала неживая, свинцовая влага. Его передернуло. Он отпрянул, как от края бездны — бездны, способной поглотить его…
