Мы стали пить водку просто так. Молча. Я понимал: «Надо сваливать». Но всё как-то оттягивал момент.
«Ну, приеду, — думаю. — А дальше что? Главное — нет денег».
Водка быстро закончилась. Я попросил Варю:
— Иди, уведи у них пузырек. По-моему, я поделил несправедливо. Там на троих — четыре, а у нас на троих — одна.
Варя принесла бутылку и бутерброды.
— Тоска у них смертная, — сообщила она. — Тетя Лиза спать пошла. Мишка, кажется, свалить куда-то намылился. Сидят с твоим братцем, сопли жуют. Братец твой говорит: «Смоленск — это вам не Москва. Я бы здесь развернулся».
— А он к нам не припрется? — спросил я.
— Ты че? — сказала Варя. — Они у нас жутко воспитанные. Если клиент — ни в жизнь не войдет. А потом, ему уж скоро на вокзал. Время — пол пятого, между прочим…
— Я тоже, пожалуй, скоро поеду, — сказал, а сам думаю: «Куда?».
— Останься еще, — сказала Ира, — до утра…
— А давайте групповушник устроим! — предложила Варя. — Весело будет.
— Обхохочешься… А с кем групповушник-то? — спросил я. — Не понял. Я мужские задницы с детства не перевариваю. Как и всё остальное, чем их Господь наградил… Я ж лесбиян по жизни.
— Как это? — спросила Варя.
— Лесбиянка мужеского пола, — пояснил я.
— Ир, а такое бывает?
— Да слушай ты его! Просто мужик на баб западает. У них так принято…
— Ой, а мне Ирка нравится, — сказала вдруг Варя, — между прочим, и как женщина тоже. Посмотри — красавица какая! Зацеловала бы всю до смерти.
— Я это давно оценил.
— А у меня «эти дела» давно закончились! — сообщила Варя с такой интонацией, будто: «А нас в комсомол приняли!»
— Так раздевайся быстренько и иди ко мне.
— А Ирка не заревнует?
— Ох, дите, ты дите…
Мы все-таки сдвинули кровати. Девчонки тоже занимались любовью. Мне это нравилось, потому что они действительно любили друг друга. А я любил их.
Женская любовь намного красивей мужской. Впрочем, в «голубых делах», я все равно ни черта не понимаю. Это — область, не доступная мне. Но женская пластика, запах, я не знаю… там всё более совершенно, истинно… там — торжество природы. Это их создал Господь. А нас, так — в довесок к совершенству. Из того, что осталось…
Нет, я лучше буду молчать. И любоваться ими. И опять молчать. Всегда молчать…
Уехал я только утром…
Развалины звезд —
из этих развалин я мир построил.
Через сорок дней, как у них принято, разрешили мне покинуть мою «высокую трибуну». Прилетели ангелы с трубами и выстроились в две шеренги — справа и слева от меня, головы вскинули, крылами машут, синхронно так, четко, будто у известного поста номер раз — ритуал совершают. Трубы расчехлили еще накануне. А потом их босс, не самый верховный, естественно, а так, типа начальника ВОХРы дал команду: «Товсь!», что для них, обозначало: «Приготовились, ребята — бдите!» Тогда, все твари небесные трубы вскинули, — локотки отставили четко так, по уставу и этот же, товарищ, мелкий который, но босс, собакой бешенной, как заревет: «Пли-и-и-и!» — и все разом затрубили в трубы.
