— Будут ли они чувствовать себя так же, мистер президент, когда они увидят рейхсвер, вступающий в Париж, и бомбардировщики генерала Геринга, уничтожающие Лондон?
Американский народ поверит в то, что он увидит, а пока нет никакого смысла ни вам, ни мне пытаться рассказывать им об этом. Я могу сказать Конгрессу: Сейчас опасные времена, и мы должны иметь корабли и самолеты, чтобы защитить себя, и мне ничего за это не будет. Но если я скажу хоть одно слово о защите интересов какой-либо другой страны или группы, то поднимется такой шторм, который сдует меня. Поверьте, я знаю голос моего хозяина, и когда я его слышу, у меня нет выбора, кроме как подчиниться. Если вы хотите сохранить Испанию, убедите ваших французских друзей пошевелиться. Или еще лучше, убедите мистера Чемберлена и его кабинет, настоящих авторов и проводников политики невмешательства. Если англичане не видят, что это их война, безусловно, никто не может просить меня взять её на мои плечи.
XIV
И на этом всё кончилось. Ланни уж собирался встать и откланяться, но у его хозяина были какие-то мысли в голове, и он резко сказал: "Чарли Олстон рассказал мне много о вас, мистер Бэдд, все только хорошее, он думает, что я должен использовать ваши способности".
Ланни совсем не удивился. Он догадался, что было на душе его прежнего работодателя. Он сказал: "Я боюсь, сэр, у меня не хватит подготовки, чтобы быть кому-нибудь по-настоящему полезным".
— Очень немногие из нас имели подготовку к той работе, какую мы выполняем, мистер Бэдд. Это все слишком ново. Мы должны учиться во время работы, мы делаем вещи и смотрим, что получается.
"Мистер Рузвельт", — искренне сказал взрослый плейбой, — "вы делаете мне комплимент, и я не хотел бы, оказаться недостойным его. Я верю всем своим сердцем тому, что вы делаете, и хотел бы быть полезным для вас. Но у меня есть обязательства, которые заставляют меня вернуться в Европу и делают невозможным вести размеренный образ жизни".
— Есть вещи, которые вы могли бы сделать для меня в Европе, и они не будут слишком размеренными.
Наступило молчание, Ланни сильно задумался. Он огляделся, чтобы убедиться, что они были одни в комнате, а затем, понизив голос, сказал: "В моей собственной жизни существует кое-что, о чём я должен рассказать вам, прежде чем я мог поступить к вам на любую службу. Это настолько большой секрет, что я не рассказал об этом профессору Олстону, я не рассказал даже своим родителям, которых я очень люблю, это касается не только моей собственной жизни, но жизни многих других могут зависеть от этого".
