Да всякий раз совал греку то пол-лепешки, то кусок сыру. Стражник хмурился, гнал Горгия работать, но - без пинков и зуботычин.
А потом Тордул перевелся в ту пещеру, где жили Горгий с Диомедом. Все ему удавалось, счастливчику этакому. Ну, может, и не совсем счастливчик, как-никак тоже в неволе, но чистая работа и сытный харч-тут все равно что счастье.
И где он только добавку к харчу раздобывает? Неужели сам Индибил отваливает ему со своего блистательного стола?
Однажды после работы притащил Тордул целого жареного кролика. Пока греки с жадностью обгладывали хрусткие кости, Тордул приглядывался к рисункам на стене.
- Ты рисовал?
- Нет, он.- Горгий кивнул на Диомеда.- Не узнаешь? Ваш царь Аргантоний.
Тордул засмеялся, покачал головой: ну и ну!
- А это кто?
- Павлидий, чтоб его кишки собаки по базарной площади растаскали,- с полным ртом ответил Диомед.
Тордул помолчал, потом повернул разговор:
- Слыхали? Того раба, что третьего дня бежал, поймали у реки. Жажда, видно, замучила его, спустился к реке, а там кругом засады. С полдюжины стражников, говорят, он положил на месте, прежде чем его скрутили.
- Что ж с ним теперь будет? - с печалью спросил Горгий.
Изведает высшее счастье,- Тордул злобно усмехнулся,- будет добывать для царя Аргантония голубое серебро… пока не издохнет.
Знал Горгий, что не полагается в Тартессе допытываться, для чего нужно голубое серебро, но теперь-то ему было все равно.
- Мы, греки, привыкли жить по-простому,- задумчиво сказал Горгий.- Дерево есть дерево, собака есть собака. Всему - свое назначение: людям одно, богам другое. А у вас все не просто… Ума не приложу, что это за голубое серебро, и что из него делают…
- Никто не знает,- резко ответил Тордул, поджав острые колени к подбородку.- Тысячи рабов долбят тору, мрут, как мухи, для того, чтобы отправить в Сокровенную кладовую два-три пирима голубого серебра за месяц. А знаешь, сколько это - пирим? Вот, на кончике ногтя поместится.
- Для какой же все-таки надобности его добывают?- допытывался Горгий.- Делают что-нибудь из него?
- Делают, а как же. Лет сорок копят, потом глядишь - щит сделают. Потом на другой копить начинают.
- А щит для чего? - не унимался Горгий.
- Так завещано предками, сынами Океана… И еще велено, чтобы шит ни на один пирим больше не весил, чем предки завещали. В году один раз, на праздник Нетона, верховный жрец повесит щит на грудь, покажется людям, а они и радуются, ликуют,.. Ах, Великое Накопление! Ах, заветы предков!
