Миликон провел указательным пальцем под носом Горгия.
- Сухой путь закрыт.
- Как Же так? растерянно спросил Горгий.- Мне говорили в Майнаке…
- Ты слишком разговорчив, грек. Я тебе втолковываю, что горная дорога закрыта гадирскими отрядами. Твой корабль будет набит оружием. Через пять дней ты отплывешь.- Миликон, крупно шагая по ступеням, вышел из бассейна, лег на сплетенное из камыша лож^. Закрыл глаза. Добавил, зевая:- дам тебе знать, когда нужно. С Амбоном торговли не задевай. Не разрешай своим людям бродить по городу. И помалкивай о нашем разговоре. А теперь ступай,
Горгий накинул на мокрое теле гиматий. Завязывая сандалии, сказал:
- У меня пропал матрос…
Миликон открыл глаза, приподнялся на локте.
- Когда? Как зовут?
Выслушав рассказ об исчезновении Диомеда, сморщился, поковырял пальцем в ухе. Звякнули кольца серебряных серег
- Я узнаю, где твой матрос. Ступай.
Широкая проезжая дорога, рассекая Тартесс на две половины, тянулась с севера на юг, к базарной площади, к верфям и причалам порта, В восточной части города, пыльной и жаркой, изрезанной грязными протоками, ютился ремесленный люд - медники, гончары, оружейники. С утра до ночи здесь полыхали горны, тяжко стучали молоты, над плоскими кровлями стелился рыжий дым, смешиваясь с чадом очагов, с могучими запахами лука и жареной рыбы. Домишки тесно жались один к другому, были они высотой в человеческий рост - строить выше ремесленникам не дозволял особый царский указ.
В юго-западной части города, обнесенной крепостными стенами, жила знать. Дворцы здесь были обращены не и заболоченным, поросшим камышом берегам Бетиса, а к синей океанской равнине. К северу от крепости остров полого повышался, взгорье густо поросло буком и орешником, и тут, з лесу, на зеленых полянах, стояли загородные дома тартесских вельмож.
Сюда-то, в загородный дом Сапрония, и привел Горгия присланный за ним молчаливый гонец.
Пробираясь вслед за гонцом по темным лесным тропинкам, Горгий беспокойно думал о том, что принесет ему нынешний вечер. Все складывалось не так, как он полагал. Вместо привычной честной торговли - с криком, божбой, обильной выпивкой,- пугающе-непонятные разговоры с недомолвками. Запреты какие-то: с одним не торгуй, с другим не торгуй, сиди и жди… А чего ждать? Пока карфагеняне не заграбастают Майнаку? Тогда и вовсе не выберешься с этого нелюбимого богами конца Ойкумены… А дни идут, наксосский наждак как лежал, так и лежит мертвым балластом в трюме, и люди ропщут от здешнего пекла и запрета сходить на берег, и Диомед куда-то запропастился, и растут расходы (не похвалит за это Критий, ох, не похвалит!) Вот и сейчас он. Горгий, тащит, прижимая к груди, две амфоры с дорогим благовонным жиром, а ведь и обрезанного ногтя за них не получит, придется отдать задаром тому толстяку.
