– Оружие?.. Да хрен его знает! – огрызнулся Виталий. Хотя, судя по его дрогнувшему голосу, этот вопрос его слегка озадачил. – Но если убийца Триад выследил меня даже на краю света, вряд ли он явился болтать со мной о житье-бытье.
– Веди себя спокойнее, – вновь посоветовал Тайпан, пропустив мимо ушей «убийцу Триад». – Хозяевам не нужно знать, что мы знакомы и что ты меня ненавидишь. Пусть видят, как один турист помог другому в беде и сейчас они просто разговаривают. Расслабься. Желай я твоей смерти, то просто не вмешивался бы, а дал «костлявым» забить тебя камнями.
Неведомо, какой из аргументов заставил Виталия снять револьвер с боевого взвода и убрать его в кобуру. Наверное, все-таки страх оказаться заподозренным в чем-то недозволенном. Потому что в миролюбивые намерения Тайпана он не поверил бы, даже спрыгни тот во Фьорд, выкрикивая при этом извинения.
– А что с тощей девкой? – поинтересовался Салаиров, оглядевшись. – Я думал, ты ее пристрелил.
– Я промахнулся, – ответил Тайпан. – Она сбежала.
– Кто промахнулся? Это ты, что ли? – фыркнул Виталий. – Да ты уже в юности бил птицу из ружья в лет. А тут не попал в легкую цель? Или все дело в том, что тебе за нее не заплатили?
– Она не сделала мне ничего плохого, – уточнил Красный Посох. – Так же, как и ты.
– Тогда зачем ты меня преследуешь? Или я должен поверить, будто ты шел мимо и наша встреча была случайной?
– Почему бы и нет? Разве это плохое объяснение? Оно столь же правдоподобно, как история о директоре страховой компании, который всю жизнь скрывал, что он – кровожадный маньяк. Однако, когда ему исполнилось сорок лет, он решил выпустить свою страсть на волю. И купил билет на остров Всех Смертей, чтобы пострелять по живым мишеням: шанхайским нищим, которых никто никогда не хватится.
– Представь себе, у меня действительно есть такая мания, – сознался Виталий. – И знаешь, как она зародилась? Из зависти к тебе. Помнишь тот проклятый год, когда случился Разлом Шестидесятой параллели? И когда после суперцунами ты добрел до нашего лагеря, осиротевший, израненный и голодный, а потом рассказал историю, от которой у всех волосы дыбом встали? Все жалели тебя, восхищались твоей стойкостью, и лишь я один чувствовал к тебе жгучую зависть.
– Да неужели? Завидовать мне в те дни мог лишь умалишенный.
– Кем я и стал из-за тебя! О, с каким уважением посмотрел на тебя мой отец, когда ты сказал, что убил мерзавцев, виновных в гибели твоей семьи. Боже, как мне тогда хотелось, чтобы люди так же смотрели и на меня! Моя зависть была настолько сильной, что со временем переросла в скрытую манию. Увы, в отличие от тебя, я не связался с бандитами, а выучился и пошел работать в страховой бизнес. А в нем только и делают, что возятся с бумажками и совсем не стреляют в людей. До сорока лет я терзался теми юношескими сомнениями. Они изводили меня, будто Раскольникова у Достоевского: «Тварь ли я дрожащая или право имею?». И в конце концов я решился: подкопил денег, купил билет, вчера приплыл сюда, а сегодня впервые убил человека. Наконец-то!
